11 ноября исполняется 200 лет со дня рождения Фёдора Достоевского — автора величайших русских романов, заглянувшего в неизведанные человеческие глубины, соединившего самое приземленное бытописание с самой возвышенной метафизикой и предсказавшего крутые повороты истории и мысли XX века. Наследие Достоевского необозримо, но есть в его текстах и философии некий общий знаменатель, отфильтрованный за десятилетия массовой культурой и школьным образованием. Что такое «достоевщина», понятно даже человеку, не читавшему Достоевского (и вернее всего именно такому человеку),— это бесконечный извив, излом, надрыв, метания между святостью и бесстыдством, самоуничижение, граничащее с самолюбованием, иррациональная тьма, клубящаяся под благонравным обликом. Суффикс «-щин» придает этой «душевной неуравновешенности» универсальный характер: достоевщина — то ли вечная матрица русского сознания, то ли психический вирус, который автор выпустил из своей литературной лаборатории, некий «Достоевский-трип», в котором носители русского языка пребывают уже второе столетие. «До него все в русской жизни, в русской мысли было просто,— писал Вячеслав Иванов в статье „Достоевский и роман-трагедия".— Он сделал сложными нашу душу, нашу веру, наше искусство». Мы рассмотрим составляющие этой сложности, которые до сих пор то ли определяют нашу действительность, то ли в ней навязчиво мерещатся.
Павел Филонов. «Головы», 1910
Фото: ГРМ
Израиль Лизак. «Надрыв», 1925
Фото: ГРМ
Борис Голополосов. «Одиночество (Убийца)», 1923
Фото: Частное собрание, Москва
Виктор Уфимцев. «Пей до Дна», 1929
Фото: Государственный музей искусств Республики Каракалпакстан им. И.В.Савицкого
Галина Шубина. «Крик», конец 1920-х – начало 1930-х
Фото: Собрание Романа Бабичева
Павел Филонов. «Рабочие», 1915
Фото: ГМИИ им. А.С. Пушкина
Аркадий Ставровский. «Тоскливая ночь», 1973
Фото: Государственный музей искусств Республики Каракалпакстан им. И.В.Савицкого
Павел Филонов. «Ударники (Мастера аналитического искусства)», 1934-1935