на выставке «Сахаров. Новый век»

В выставочном пространстве «ГРАУНД Солянка» открылась приуроченная к 100-летию Андрея Сахарова (1921–1989) выставка «Сахаров. Новый век». Она организована в сотрудничестве с Сахаровским центром (внесен Минюстом в реестр, предусмотренный п. 10 ст. 13.1 ФЗ «О НКО»), Фондом Фридриха Науманна за свободу и галереей «ГРАУНД Солянка». Кира Долинина считает, что, несмотря на всю юбилейность, выставка получилась очень личным высказыванием ее куратора Анны Наринской.

Команда, которая взялась за эту экспозицию,— звездная. Архитекторы Надя Корбут и Кирилл Асс, дизайнер выставочного пространства Игорь Гурович и куратор Анна Наринская вот уже несколько лет чуть ли не самые востребованные мастера выставочных проектов. При этом если архитекторы выставки работают и с художественными музеями, то Анна Наринская и Игорь Гурович специализируются на экспозициях, в основе которых лежит прежде всего текст. Сахаровская выставка именно из этого ряда. Чтобы внимательно ее осмотреть, необходимо идти сочиненным авторами маршрутом из одного пространства в другое, вчитываясь в тексты, поданные тут самыми разными способами. Именно из этих букв, слов и предложений складывается ответ на основной вопрос этого проекта: «Что для нас Сахаров сегодня?» Ответ, похоже, однозначен: «Очень многое».

Экспозиция поделена на две неравные части: в первой герой выставки «Андрей», во второй он становится «Сахаровым». В промежутке между ними лежит перерождение человека от наивного романтичного читателя «Острова сокровищ» и «Трех мушкетеров» и талантливейшего студента-физика, которого завораживали теоретические задачи, от 30-летнего гения, придумавшего для своей страны водородную бомбу и восхваляемого самим Берией, к великому гуманисту, воспитавшему в себе честь, совесть, чувство человеческого долга и уважения к другому, чуть ли не праведнику и уж точно мученику. Показать это сухими словами (большинство экспонатов представляют собой парные узкие вертикальные стенды, один из которых про Сахарова, а другой — про исторический контекст вокруг описываемого периода жизни главного героя), конечно, вызов. Но именно эти неэмоциональность и сдержанность играют на самых сильных чувствах зрителя.

Стержневыми экспонатами в таком обрамлении становятся «инсталляции», в которых текст тоже играет главную роль. В первой части экспозиции это экран с движущимся, как из окна поезда, мрачноватым голым пейзажем и титрами внизу, передающими воспоминание Сахарова о том, как он впервые попал на «зону», в секретную лабораторию, где и будет создана водородная бомба. То, что параноиками из органов это место называлось «Овоще-плодовая база», добавляет макабра. Вторым визуальным ударом становятся два узких горизонтальных экрана, в верхнем из которых, по словам Наринской, движется новостная лента «ТАСС нормального человека», а в нижнем: «ТАСС официоза». 1968-й, Пражская весна, советские танки на улицах Праги. Наверху говорит Сахаров: «…На сегодня ключ к прогрессивной перестройке государственной системы в интересах человечества лежит в интеллектуальной свободе. Это поняли, в частности, в Чехословакии…». Внизу кричат советские газеты: «…Предпринимаемые действия не направлены против какого-либо государства и ни в какой мере не ущемляют чьих-либо государственных интересов. Они служат цели мира и продиктованы заботой о его укреплении...». Если бы мы жили не в 2021 году, то разницу надо было бы объяснять. Сегодня комментарии излишни.

Дальше будет еще несколько важнейших тематических и эмоциональных акцентов, один из которых — без остановки звонящий телефон, на экране которого значится «Горбачев», отсылающий к освобождающему Сахарова из горьковской ссылки звонку нового генсека. Но открытием даже для тех, кто много знает о Сахарове, будут два экрана. На первом из них летящий, как в титрах «Звездных войн», список подписанных академиком писем в защиту разных людей. Он поставил около 1,2 тыс. подписей. Подписывал, не выбирая своих и чужих (мог вступиться за Владимира Буковского, а мог — за Анжелу Дэвис), не разделяя реальность и нереальность получить требуемое (выпустить советских евреев в конце 1970-х было скорее ритуальным требованием; а вот поднять шум на Западе ради облегчения режима советским политзаключенным точно стоило попробовать). Подписывал, потому что верил в силу права человека на голос.

Совсем уж ударом наотмашь становится стена в последнем зале экспозиции, на которой сетка из 19 экранов (как в комнате охраны, куда выведены видео с камер наблюдения), а на них без звука идут кадры скрытой видеосъемки Сахарова в Горьком. Эта ссылка лишенного всех наград и званий правозащитника длилась шесть лет. За это время доблестные органы окружили свой объект не только постоянными топтунами, которых пара Сахаров—Боннэр, конечно же, узнавала в лицо, но и чрезвычайно продвинутым по тем временам видеонаблюдением. Вот Сахаров бредет в магазин; вот он в парикмахерской; у врача; вот его явно во время голодовки бреет какой-то полуврач-полугэбист; вот он снят через занавеску своей квартиры; вот выходит из дома Елена Боннэр. Одиночество и уязвимость человека, поднявшего голову и возвысившего голос против тоталитарного государства, в этих кадрах столь же отчаянны, как и на знаменитой фотографии, где он сидит один на фоне вставших, как велено при звуках ненавистного им советского гимна, на съезде депутатов Верховного совета в 1989-м.

Этот сахаровский юбилей вроде бы даже вполне себе официальный, но в основном говорят о том, что «его (Сахарова.— “Ъ”) фундаментальные труды и практические разработки стали большим, поистине бесценным вкладом в развитие научной мысли, в обеспечение обороноспособности и национальной безопасности страны». Ни слова о правозащитной деятельности — как ни слова о том, какую именно Нобелевскую премию — премию мира в 1975 году — получил Сахаров, не сказано и на памятной доске на проспекте его имени. И да, он оставил нам в наследство не только водородную бомбу, в миротворческое значение которой он искренне верил, но и уроки сопротивления государственной идеологии, уроки личного мужества, уроки гуманизма, столь редкого вообще-то в наших широтах. Выставка на Солянке именно об этом — о Сахарове XXI века, который учил выходить на площадь тогда, когда не выйти невозможно.