Борис Гребенщиков о локдауне, новом альбоме и отношении к величию

Интервью в стиле пулеметных очередей — не излюбленный жанр редакции. Но с Борисом Гребенщиковым, наконец-то презентующим альбом «Знак Огня» на концерте в БКЗ «Октябрьский» 20 мая (изначально выступление должно было состояться в декабре, но пандемия поломала планы), иначе сложно. Борис Борисович неуловим: сегодня он пишет новую версию старой любимой песни на крыше лондонской квартиры, завтра выступает во Львове, послезавтра — в Коломне. Такое интервью строится из ответов по электронной почте, аудиосообщений, новых дополнений по e-mail. Получается пунктирно. Зато — о главном.

«Я всегда ощущал духовную близость с бомжами»

— «Знак Огня» ведь не только ваш альбом, давший название концерту. Огонь еще и стихия, и есть ощущение, что стихия важная для вас, верно?

— Огонь не просто важная для меня стихия, он жизненная необходимость. Я с детства не мог от него оторваться. Приходилось прятать от меня все легковоспламеняющееся. Видимо, северная кровь дает о себе знать — викинги и все такое.

— Но вообще стихии, языческие праздники, дни равноденствия — ваш календарь? Во что и кого вы верите?

— Скажите, вы верите или знаете, что дважды два — четыре? Я всегда предпочитал не верить, а знать. Латинское religio, произошедшее от religare,— буквально «восстановление связи».

У наших предков не было интернета и мобильной связи, поэтому они обращали внимание на происходящую вокруг природу. И, соответственно, знали массу полезных вещей, о которых мы теперь успешно забыли. Вот я и стараюсь восстанавливать их мудрость и применять ее в повседневной жизни.

— В альбоме «Аквариум in Dub» вы сделали новую версию «Иван и Данило» с Lee «Scratch» Perry. Испытываете ли вы пиетет, когда общаетесь с такими легендами?

— Наверное, правильно будет сказать не «пиетет», а уважение; а уважение мое к нему бесконечно.

— Мы когда-то брали у него интервью, и он говорил, что «получает энергию из воды, моря, дождя, солнца, луны, звезд — всего мира». А вы чем подпитываетесь?

— Вся энергия, которая нам нужна, есть в нас самих; красота мира — лучшее напоминание об этом.

— Также он говорил, что не скучает ни по кому из ушедших друзей. Потому что смерти нет, и те, кто ушли, просто ждут воссоединения. А вам кого-нибудь не хватает?

— И тут я согласен с Ли. Все есть так, как есть, и не могло бы быть по-другому.

— На «Знаке Огня» такой удивительный микс жанров… Остались еще какие-то музыкальные рамки, границы, которые надо раздвигать?

— Когда желания раздвигать не останется, пора будет переставать издавать звуки.

— Сборник «Услышь меня, хорошая» был выпущен в пользу «Ночлежки». Вы ее давний друг — почему именно этой организации? Дом для вас — это что?

— «Аквариум» много лет по возможности старается поддерживать «Ночлежку», потому что я всегда ощущал определенную духовную близость с бомжами. Собственно, я сам всю жизнь прожил «без определенного места жительства». Я с огромной благодарностью отношусь к местам, в которых мне доводится жить, но никакого «дома» на этой земле я так и не обнаружил и сомневаюсь, что обнаружу.

— Сейчас 65 песен в цикле «Подношение интересному времени». Это такая ниточка между вами и слушателями в эти странные времена?

— Как говорила одна юная грешница священнику: «Ах, святой отец, это доставляет им столько радости, а мне так несложно». Это минимум того, что я мог сделать для людей в эти времена.

— Вы не боитесь закаменеть в своем величии? Как вы относитесь к тому, что вас называют нравственным камертоном, эпохой и так далее?

— Не замечаю в себе никакого величия. И уж тем более мне не интересно, как меня называют. Жизнь каждого человека — это его разговор с Создателем. Он дал мне возможность ощущать мир, я хочу ответить на этот великий дар тем, что сделаю что-то так хорошо, как смогу.

«Раз так нужно, значит, так тому и быть»

— Тяжело ли вам было пережить локдаун?

— Я не думаю, что мы пережили локдаун и все его прелести; мне кажется, что теперешняя ситуация будет в разных формах продолжаться очень долго. Да и ладно. Как поется в одной песне: «Я вижу в этом руку судьбы, а перечить судьбе грешно». Я воспринимаю все черты нынешней жизни как дар Небес; раз так нужно для перехода в новый период жизни на Земле, значит, так тому и быть, и слава Богу.

— Сколько времени вы проводите в Петербурге, а сколько — в других городах и странах?

— Никогда не считал.

— Большинство ваших постов второй год подряд — из Британии. За что вы любите Туманный Альбион (и правда ли, что там совсем мало туманов)?

— У меня древняя связь с Белым Островом. А сейчас я провожу там много времени, потому что решил наконец записать в студии все, что копилось многие годы, а для звукозаписи Лондон лучшее место в мире. Что касается туманов, то говорят, что они пропали во второй половине XX века, когда электричество заменило дрова.

— У нас очень любят делить на патриотов мнимых и настоящих. А для вас «слова pro Patria — так что же они значат?»

— Каждый человек любит свою мать, но если кто-то выходит на улицу с плакатом «Я ЛЮБЛЮ СВОЮ МАТЬ!», есть повод усомниться в его искренности. Не зря сказал классик: «Патриотизм — это последнее прибежище жулика».

— Вы совсем не политизированы, так?

— Это такая болезнь? Надеюсь, что здоров.

— Как вы воспринимаете перспективу военных действий между Россией и Украиной?

— Насколько я помню, в Библии ясно сказано: не убий, не укради. Военные действия — это и то, и другое.

— Как далеко вы строите планы? Думали о том, где хотели бы встретить старость?

— Я совсем не строю планов. Как говорят: если хочешь рассмешить Бога, расскажи о своих планах. И про старость ничего не думаю. Некогда.

— Для множества людей ваш «Аэростат» — как свет маяка. Когда передача вдруг не выходит, они боятся, что с вами что-то случилось, вы заболели и так далее. Как долго вы намерены продолжать его делать?

— Слава Богу, что не слишком часто даю им повод волноваться: если не ошибаюсь, три раза за 15 лет. Мне приятно делиться с людьми музыкой и интересными идеями. Поэтому надеюсь продолжать это делать, пока радио меня терпит.

— А насколько в принципе важна для вас обратная связь с поклонниками?

— Обратная связь — бесценна, но если ориентироваться в своем творчестве на реакцию людей, лучше сразу перейти работать в сферу обслуживания. Творчество не может быть связано с тем, как и кто тебя слушает; творчество — ответственность сердца перед красотой.

— Как часто вас удивляют незнакомые исполнители?

— Удивляют не так часто, как хотелось бы; радуют еще реже, но если каждый день отслушивать по новой группе или новому альбому, то что-то интересное всегда найдется. Из тех, кто особо порадовал за последние месяцы: новый альбом Лаудона Уэйнрайта 3-го (Loudon Wainwright III), Psychedelic Porn Crumpets, King Gizzard & The Lizard Wizard, Flyte.

— Насколько заранее вы начинаете формировать программу фестиваля «Части света»?

— На следующий день после окончания фестиваля. К сожалению, в прошлом году мы оказались связаны по рукам и ногам; ждем, что будет в этом году. А выбор прост: мне должна нравиться музыка людей, которых мы приглашаем.

«Лучшее время — всегда только сейчас»

— Говорят, вы не смирились с тем, как Никита Ефремов изобразил вас в «Лете»… Лучшее ли это время было у вас как музыканта и человека?

— А почему нужно смиряться с чем-то? Образ «легендарного БГ» — собственность народа, каждый волен представлять его себе как он хочет, и Никита замечательно сыграл этого загадочного персонажа. Он имеет на это полное право. А что до времени, то лучшее время всегда только сейчас.

— В прошлом году вышла «Бхагавад Гита» в вашем переводе. Как долго вы ее переводили?

— Перевод «Бхагавад Гиты» занял у меня больше 14 лет. Я сделал несколько вариантов, пытаясь найти, как передать смысл сказанного в книге простым и ясным языком. При всем моем уважении к классическим переводам «Гиты», простым и ясным их язык никак не назвать. А мне кажется, что сказанное в этой книге должно быть понятно всем.

— Не думали ли вы написать книгу воспоминаний?

— Упаси Господи. Пусть после меня останется только то, что я делаю. Любая книга воспоминаний — это в первую очередь отчет о своей единственности: посмотрите, какой я важный, всем людям должно быть известно то, что со мной было, и что я по этому поводу чувствовал. А во мне нет ничего совершенно важного и уникального, кроме стремления к красоте.

— Продолжаете ли вы писать картины? Какой период сейчас?

— Картины — слава Богу! — продолжают появляться, и на деньги от их продажи я снимаю студию и записываю новые песни.

Период — неизвестно какой, но, естественно, самый лучший.

— У вас везде, и не только в живописи, фигурирует воздушный шар, старший брат аэростата. Вы летали на воздушном шаре?

— Летал. Очень мне это по душе.

— Дурацкий вопрос: когда и как пишутся песни?

— Если бы я это знал, то все время писал бы их.

Общалась Наталья Лавринович