Театр "Мастерская Петра Фоменко" редко сотрудничает с режиссерами со стороны. Для вас принять участие в спектакле приглашенного режиссера, да еще и француза — это...?

Ксения: Азарт!

Полина: Для меня это чистой воды авантюра.

В своих интервью режиссер Кристоф Рок говорил, что пьеса "Амфитрион" о чем угодно, но не о любви. Зрителю, знающему, что театр Фоменко — это про любовь, непривычно. А вам?

П.: Когда на первой читке мы произнесли слово "любовь", Рок заявил: "Чтобы я больше этого слова не слышал". Это история о власти: богов над людьми, политиков над народом, мужчин над женщинами, нелюбящих над любящими, сильных над слабыми.

К.: Но мы-то все равно играем про любовь: от нее никуда не денешься. Кстати, сама пьеса была очень революционной для своего времени — такого откровенного эротизма прежде на французской сцене никогда не было. Так что как тут без любви?

Что оказалось самым сложным в работе с Кристофом Роком?

К.: У Кристофа свой метод работы с актерами, мы же, воспитанники Петра Наумовича Фоменко, привыкли пользоваться совершенно другой театральной азбукой, другой системой координат. Но нам повезло: Кристоф в прошлом актер, и в силу общности актерской природы мы все-таки нащупали контакт. Хотя долго промахивались.

П.: Помимо культурного барьера приходилось преодолевать и языковой. Мы могли биться над каким-нибудь местом, безуспешно выполняя поставленную задачу, а спустя полчаса выяснялось, что мы просто неверно ее перевели. Например, нам казалось, что Кристоф говорит "энергичнее", а он имел в виду просто "громче". И это несмотря на то, что с нами работал опытнейший театральный переводчик.

К.: Да, порой у нас возникали конфликты, мы спорили, но это все равно было сотворчество. Не с каждым режиссером удается добиться такого понимания.

В чем отличие техники Кристофа Рока от "фоменковской"?

П.: То, что мы в театре Фоменко умеем и любим — быть самоироничными, играть одновременно множество смыслов,— для Кристофа оказалось второстепенным. Он настаивал на прямом конфликте, а для меня это как ехать на красный свет. Хотя, если соединить эти два способа игры, получился бы идеальный театр. Еще одна особенность работы Кристофа в его как бы забывчивости. На репетиции он предлагал какое-нибудь интересное решение, мы с рвением запоминали и старались повторить, а на следующий день Кристоф говорил: "Разве я это предлагал?" Вот эти "провалы в памяти" для меня были настоящим испытанием. Зато потом благодаря этой "забывчивости" в сцене находилось что-то действительно интересное и точное.

Кажется, это первый спектакль в театре Фоменко, который играется в микрофонах. Как вы на это согласились?

К.: Я действительно не люблю микрофоны в театре. Актер должен уметь заполнить зал энергией, тогда и звука будет достаточно. В случае с микрофоном требуется минимум усилий, поэтому энергия часто дальше первого ряда не достает. Получается, что зритель сидит в зале и смотрит телевизор. В "Амфитрионе" мы играем по привычке так, как будто микрофонов на нас нет, поэтому спектакль иногда получается громче, чем следует.

Отыграв премьерные показы "Амфитриона" в конце прошлого сезона, вы сразу повезли его во Францию. Как вас встретила публика? Обычно вы приезжаете с русской классикой, а тут вдруг французский драматург, да еще и самый знаковый.

П.: Французским зрителям было странно, что русские привезли им Мольера, а не, скажем, Чехова, и поначалу смотрели с недоверием. Кроме того, мы играли на русском языке с французскими субтитрами, и оказалось, что оригинальный язык Мольера современным французам воспринимать непросто. К тому же язык Мольера жесткий, хлесткий и объемный, брюсовский же перевод — более витиеватый. Пришлось "брать" рисунком спектакля.

К.: Вообще-то сложилось впечатление, что Брюсов либо сильно торопился, когда переводил, либо был немного навеселе.

Сейчас вы играете "Амфитриона" без режиссера. Вам стало легче или тяжелее?

К.: Кристоф в какой-то момент заложил центр тяжести спектакля в актеров. "Даже если я вам что-то говорю, вы меня не слушайте",— повторял он и тем самым давал понять, что мы должны и имеем право распоряжаться спектаклем сами.

П.: Да и французские гастроли помогли "Амфитриону" вырасти. После московской премьеры мы сыграли 15 спектаклей в Лилле и Париже, за которые спектакль окреп и стал самостоятельнее. Во Франции Кристоф все время был с нами — на родине он оказался еще более требовательным: нам-то хотелось расслабиться и погулять, он же гнал нас в зал. Так что гуляем сейчас. Шучу, конечно.

Записала Маруся Соколова