"Свадьба Фигаро" на Новой сцене Большого театра

Премьера опера

В Большом театре сыграли премьеру "Свадьбы Фигаро" Моцарта в постановке режиссера Евгения Писарева и дирижера Уильяма Лейси. Современный на вид и хрестоматийный по духу и смыслу спектакль сделан так крепко и гладко, что способен соответствовать самым разным вкусам, ни один не дразня, в чем убедилась ЮЛИЯ БЕДЕРОВА.

Если драматическая версия "Фигаро" от Евгения Писарева в подведомственном ему Театре имени Пушкина год назад была насквозь классична, то его оперный вариант сделан в игривой манере с переносом действия в абстрактный европейский послевоенный XX век. Если сравнить новый спектакль Большого с его тяжеловесно костюмным предшественником (20 лет назад свою версию ставили Иоахим Херц и Петер Феранец), визуальный облик новой постановки тоже увидится роскошно современным. Между тем по смыслу и манере новый Моцарт все такой же костюмный спектакль, декоративный, очаровательный и мягко избегающий того, чтобы вторгаться в сферу хрестоматийных представлений о музыке и сюжете, что-нибудь в них намеренно или случайно меняя. Сам Писарев в разных интервью обращает внимание на то, что многие знаменитые постановки последних десятилетий в мире занимаются социальными смыслами пьесы, привередливо исследуют тонкости моцартовской драмы, в то время как праздничный дух моцартианского карнавала едва ли не забыт. Так что писаревская хрестоматийность — от противного. Нельзя не заметить при этом, что противное, о котором говорит режиссер, малоизвестно московской публике и в российском контексте не значимо. Смени эта постановка на сцене версии Марталера, Гута или Виллера--Морабито, она, возможно, понималась бы по-своему революционно. Но это не так, и одно костюмированное представление о кокетстве, путанице и переодеваниях сменяет другое, оставляя неприкосновенным восприятие комедии положений, но выигрывает в веселости, изяществе и блеске. Теперь на сцене маленькие платья, шпильки, брюки-дудочки и наколки в волосах. Пит Мондриан хорошо работает рамкой для искрящейся легкомыслием атмосферы (постановщики рифмуют Моцарта с кокетливостью послевоенного европейского гламура, не заглядывая под его поверхность) и одновременно сценографически удобной конструкцией (художник Зиновий Марголин), чтобы в геометрических фигурах-клетках ловко расположить все мизансцены. При этом сложные задачи моцартовской конструкции остаются такой же условностью, как это может быть в классическом костюмном спектакле, когда прыжок в окно — декоративная неловкость, но на нее не принято обращать внимание.

Огромное достоинство писаревского спектакля — молодые, органичные в своих ролях актеры. Режиссер дает им возможность быть на сцене едва ли не самими собой — шутить, кокетничать, суетиться, красоваться и тому подобное. Каждый из них непринужденно обращается с одним из главных предметов на сцене — икейским диваном. И так же легко и просто они взаимодействуют на сцене с моцартовским замыслом и персонажами. Фигаро (обладатель густого красивого баса Александр Виноградов) строен, миниатюрен и подвижен, Сюзанна (Анна Аглатова) трогательна и аккуратна, Розина (Анна Крайникова) элегантна, граф Альмавива (Константин Шушаков) — эффектный любитель красиво пожить, и, хотя его образ неожиданно перекликается с образом графа из недавнего карсеновского "Риголетто", он полностью лишен скандальности. Керубино (виртуозно, с мальчишеским азартом и проникновенной женственностью спетый Юлией Мазуровой) напоминает своего собрата из марталеровского спектакля, но решен мягко и ненавязчиво. Все то, что в другом контексте с другим смыслом могло бы поражать воображение, удивлять или раздражать, здесь трансформировано в декоративную реальность легкой буффонады, сделанной безупречно в том смысле, что ничего и никого не задевает.

Еще одно примечательное достоинство нового "Фигаро" — работа дирижера Уильяма Лейси. Впервые английский маэстро появился в Москве в спектакле "Сон в летнюю ночь" Бриттена в Музтеатре Станиславского и со своим тончайшим владением английским стилем стал сенсацией. Потом Лейси уже делал Моцарта (были "Дон Жуан" в постановке Александра Тителя в том же Театре Станиславского и Немировича-Данченко и концертная версия "Фигаро" в Большом). И в этой музыке тоже убедил. Так Лейси стал одним из любимых иностранцев Москвы из тех, кто позволяет местным актерам и музыкантам брать новые стилистические высоты без напряжения и давления. Партитура "Фигаро" в его руках необычайно динамична и не лишена гибкости. Лейси берет стремительные темпы, закручивает пружину, но позволяет отдыхать и наслаждаться внимательно выстроенными, хотя и не во всем удавшимися ансамблями. Новый, стилистически не жирный, не экстатически романтичный, но прозрачный, раскрашенный тонкими красками Моцарт, какого ставится в Москве все больше, а еще не так давно не было вовсе,— это большая удача. И в этом смысле спектакль Евгения Писарева хотя и конкурирует с музыкой по части цветистой яркости, очевидно, удобен ей и концептуально спокоен. В конце концов, исследования тонких подтекстов и обертонов музыкальной драматургии действительно лучше смотрятся, когда общее владение стилем не представляет собой проблемы или вопроса, а это пока еще не вполне так.