мнения и комментарии
Подготовка энергетического саммита G8 вошла в острейшую фазу. Москва столкнулась с жестким сопротивлением Европы своим планам выхода на европейские рынки газораспределения. Но именно эти планы, с точки зрения Кремля, являются гарантией предлагаемой Европе сделки по обеспечению энергетической безопасности. Если Европа проявит твердость, концепция энергобезопасности в московском варианте потерпит крах и результаты июльского саммита не будут иметь того стратегического значения, на которое рассчитывают в Кремле. Именно поэтому "Газпром" фактически предъявил ультиматум Европе: либо условия Москвы будут приняты, либо российский газ уйдет на другие рынки.
То, что подготовка к саммиту входит в острую фазу, стало ясно после публикации в Financial Times, освещавшей обсуждения в правительстве Великобритании возможных изменений в законодательстве, которые поставили бы барьер попыткам "Газпрома" войти в рынок газораспределения через компанию Centrica. Реакцией на последние события на европейском рынке стала внезапная встреча главы "Газпрома" Алексея Миллера с послами стран ЕС, состоявшаяся в понедельник в резиденции посла Австрии в Москве. Даже из официального пресс-релиза "Газпрома" становится понятно, что ЕС фактически был объявлен ультиматум: "'Газпром' располагает самыми крупными ресурсами углеводородов и способен надежно обеспечить растущий спрос на газ в Европе. Но нельзя забывать, что мы активно осваиваем новые рынки, такие как Северная Америка и Китай".
О чем идет речь и в чем такая острота вопроса? Выдвинутая президентом Путиным концепция России как "энергетической сверхдержавы", обозначающая ее место в мире в обозримой перспективе, опирается на другую излюбленную идею Кремля — доктрину энергетической безопасности. Последняя подразумевает, что между потребителями энергоресурсов, прежде всего ЕС и США, с одной стороны, и Россией, с другой, должно быть заключено политическое соглашение, дополненное долгосрочными коммерческими контрактами на поставки энергоресурсов. Такие соглашения застрахуют потребителя и поставщика от ценовых скачков и обеспечат для России относительно длительный период гарантированно высоких доходов от продажи нефти и газа.
Иными словами, цены на энергетические товары будут фактически регулируемыми на основе взаимовыгодных договоренностей. Это прямо противоречит концепции развития энергетического рынка Европы, основанной на идее диверсификации поставок и либерализации рынков. И политически Кремль проиграл в неявной полемике с Европой по этому вопросу еще в январе, когда устроил "газовую войну" с Украиной. В Европе эпизод был воспринят не как новое подтверждение необходимости договариваться с Кремлем, а наоборот, как проявление "российской угрозы".
Однако у Москвы остался в арсенале второй козырь: предложение гарантировать учет интересов поставщика (России) и покупателя (Европы) путем обмена активами "Газпрома", добывающего и транспортирующего газ, и европейских газораспределительных компаний. В пакет входит и отказ Европы от попыток покупать газ в Средней Азии, минуя "Газпром". Логика проста: обменявшись активами, потребители и поставщики оказываются не по разные стороны баррикад, а пассажирами одной лодки.
Возможность политической договоренности с Еврокомиссией фактически исключена: ее интересуют прямой доступ к среднеазиатскому газу без посредничества России, а это идет вразрез со всей схемой вертикальной интеграции. Национальные же правительства, говорит Катинка Барыш из лондонского Centre for European Reform, накануне либерализации энергетического рынка очень болезненно воспринимают интерес к энергетическим активам даже со стороны других европейских компаний, не говоря уже о чужаках. Отношения с США в последнее время быстро ухудшаются — и именно Вашингтон постоянно напоминает Европе о том, как опасно ей попадать в энергетическую зависимость от России.
Здесь-то и вступает в действие концепция "обмена активами". С одной стороны, она дает Москве благовидный предлог добиваться допуска российских компаний к интересующим их западным активам. С другой, она же позволяет перетягивать на свою сторону западные мейджоры: предполагается, что, польстившись на возможность инвестировать в России, они будут давить на свои правительства, лоббируя российские интересы. Соответственно, концепция "обмена активов" становится не только экономическим, но и вообще главным геополитическим инструментом России.
Северо-Европейский газопровод пока стал единственным успехом Кремля в его стратегической игре. Своего рода пилотным проектом. В рамках проекта СЕГ Россия согласилась допустить немецкие компании к совместной разработке Южно-Русского газового месторождения, в обмен "Газпром" получает долю в газораспределительных активах своих немецких партнеров. Однако после этого попытки "Газпрома" войти в европейские компании стали наталкиваться на жесткое сопротивление. Centrica стала публичным случаем (до того были несколько непубличных и менее шумных конфликтов) и приобрела политическое звучание. Вместо уклончивых ответов, которые получал "Газпром" до того на свои инициативы, за случаем с Centrica проглядывает контур принятого политического системного решения.
Впрочем, "Газпром" имеет еще возможность отыграться. В переговорах по Штокмановскому месторождению его позиция сильна и определенна: вхождение должно быть оплачено путем обмена активами. Если сделка состоится, то позиции "Газпрома" укрепятся — в его активе будет уже не один СЕГ, атакуемый европейскими критиками Москвы. И пространство для торга в оставшееся до саммита G8 время расширится.
Проблема заключается в своеобразной неконгруэнтности сторон. В Кремле государство сегодня понимают как мегакорпорацию, головными подразделениями которой являются "Газпром" и другие транспортные и энергетические госкомпании. Что хорошо для них — хорошо и для государства. Политические решения и решения корпоративные — это одно целое. В Европе политика и крупный бизнес располагаются в смежных, но все же различных плоскостях. Шанс Москвы — сделать европейский бизнес соучастником своей экспансии, выстроить евразийскую энергетическую систему по тем правилам, по которым в Москве умеют играть.