Суровым языком графита

Уральский балет в доме культуры ГЭС-2

В Москве на «Проспекте» — центральном нефе дома культуры ГЭС-2 — состоялась мировая премьера одноактного балета композитора Владимира Горлинского и хореографа Антона Пимонова «Графит». После трех представлений совместный проект ГЭС-2 и «Урал-Опера-Балет» будет адаптирован для сцены и займет место в афише екатеринбургского театра. Татьяна Кузнецова полагает, что адаптировать тут нечего.

Гигантский ажурный «Проспект» сам по себе потрясающая декорация, и, сознавая это, дом культуры ГЭС-2 старается вписать в него соответствующие проекты. Соответствовать, однако, нелегко: необычное пространство, доступ к которому имеет любой зарегистрировавшийся посетитель ГЭС-2, требует столь же необычных решений. «Графит» — второй танцевальный проект, попавший в этот белоснежный дворец, после реконструкции Ренцо Пьяно утративший остатки утилитарности. И первый — балетный: приглашенный на постановку Антон Пимонов, питомец Вагановской академии и экс-худрук Пермского балета, известен своей приверженностью к чистому классическому танцу и одноактным, строго структурированным абстракциям.

Выпускник Московской консерватории Владимир Горлинский, напротив, импровизатор и композитор-перформер, тяготеющий к театральным экспериментам. Электротеатр «Станиславский», например, нашел в его лице отзывчивого соавтора, а Московский ансамбль современной музыки, взявшийся за исполнение заказанного «Графита»,— близкого по духу и букве автора. Скажем сразу: рассадка музыкантов в разных концах «Проспекта», благодаря чему доносившиеся со всех сторон звуки приобретали еще одно измерение, была самой нетривиальной частью проекта. Да и сама музыка, весьма разнообразная и эмоциональная по нынешним компьютерным временам, дефилирующая от диктата метронома к неким космическим туманностям, но не чурающаяся ни страстных tutti, ни откровенной лирики, казалась пригодной для осуществления самых отважных хореографических фантазий. Тем более что пространство было освобождено от ограничений традиционной сцены: на «Проспекте» неоновыми трубками очертили прямоугольник 14 на 10 м, предоставив зрителям возможность самим выбирать точку обзора. Можно было устроиться в «партере» — на полу прямо у светящейся кромки на любой стороне прямоугольника, забраться на «ярусы» — верхние галереи или отправиться в самый конец нефа — на «галерку».

Однако возможность поиграть с пространством в духе классика авангарда Мерса Каннингама, еще в середине прошлого века провозгласившего главной любую точку, в направлении которой движется танцовщик, не увлекла хореографа Пимонова. Свой «Графит» он выстроил фронтально, по правилам «нормального» театра, так что бедолагам, усевшимся под вознесенным над площадкой «оркестром» — основной группой музыкантов, пришлось довольствоваться изнанкой балета. Зато разрыв танца с музыкой оказался вполне в духе Каннингама: для связи с ней хореограф выбрал отчетливо звучащее остинато метронома и на прочие модуляции — смысловые, тембровые, эмоциональные — решительно не реагировал. Название балета Антон Пимонов трактовал в академическом ключе — «графика танца» в сочетании с твердостью самого минерала, поэтому десять танцовщиков то и дело застывали в партерных позах из классического экзерсиса, а двигались преимущественно дискретно, расчленяя и без того короткие комбинации на отдельные па и для пущей «графичности» вытягивая в локтях руки.

Серо-стальные топы и трико женщин и того же цвета узкие штаны и майки мужчин различались лишь тонкими линиями лампасов — голубыми или терракотовыми, женские веки и балетные «пучки» волос были окрашены в тон отделки: робость фантазии художницы Елены Трубецковой полностью соответствовала робости хореографии, основанной на скудном наборе классических па. Доминировали маленькие амбуате и жете, встречались арабески у женщин и entrechat-six у мужчин. Женские пируэты на пуантах были заменены проворотами на плие в пятой позиции — видимо, в целях «современности»; мужчинам для зрелищности один раз предоставили двойное ассамбле и ровно два жете-ан-турнан. И лучше бы хореограф этого не делал, поскольку и без того скованные артисты эти фигуры «высшего пилотажа» исполнили нечисто.

Композиция балета строилась как по учебнику: закольцованные начало и финал (в самом буквальном смысле — танцующие образовывали круг); подвижные массовые сцены обрамляли серию однотипно статичных дуэтов, которую, в свою очередь, прорезывали «двойки» и «тройки» солистов — прыгающих (мужчины) и не прыгающих (женщины). Строгие линии чередовались со столь же строгими шеренгами, «прочесы» (когда артисты движутся навстречу друг другу от кулисы к кулисе) с «наплывами» (движение от задника к рампе). Адаптировать «Графит» к екатеринбургской июньской премьере будет легче легкого: стоит только отпустить за кулисы не участвующих в конкретном эпизоде артистов, которые в ГЭС-2 были вынуждены неподвижно застывать на площадке. Бурная музыкальная кульминация в финале заставила хореографа сочинить нечто вроде пляски Избранницы из «Весны священной», нежданно выделив из группы солистов лидера. Впрочем, никаких излишеств скромный Пимонов ему не позволил — лишь переминания с ноги на ногу по широкой второй позиции да пару прыжков в прогибе. Но и эти нехитрые манипуляции оказались «смертельными», судя по тому, что с последним аккордом солист рухнул ничком.

Зрители ГЭС-2, бесхитростные и благодарные, устроили «Графиту» и всем его создателям овацию, заставив подозревать, что классический балет, да еще такой доступный — руку протяни, и дотронешься до живого танцовщика,— они видят впервые. Пожалуй, стоит их просветить и вместо столь беспомощной имитации современной хореографии показать настоящий балетный урок, который в архитектурных декорациях просторного «Проспекта» уж точно покажется чудом передовой техники.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...