Некролог
Фото: Paul Zimmerman \ WireImage \ Getty Images
Фото: Paul Zimmerman \ WireImage \ Getty Images
Время такое, что ни один некролог, посвященный Чаку Клоузу, не обходится без упоминаний о скандале 2017 года. И это притом, что сразу же после обвинений в неподобающем поведении художник извинился (позировавшие ему женщины жаловались на оскорбившие их замечания, касающиеся тела) и дело до суда не дошло. Видимо, учли и физическое состояние Клоуза: с 1988 года, после поражения спинномозговой артерии, он был прикован к инвалидной коляске и писал картины с помощью специального приспособления, крепящегося к руке. Его врач-невролог указал и на другой диагноз — поражение мозга, лобно-височную деменцию, приводящую к сбоям в сексуальном поведении.
«История болезни» занимает существенное место в биографии художника. В интервью Клоуз часто рассказывал о своих диагнозах. Так, причиной низкой успеваемости в школе оказалась не выявленная в свое время дислексия, из-за чего он не смог сразу поступить в университет, а позже дало о себе знать другое заболевание, довольно редкое — прозопагнозия, неспособность узнавать лица. Именно ей художник и объяснял свою приверженность портретному жанру. Как бы там ни было, творческие способности, поддержанные в детстве родителями, позволили Клоузу в 1962 году окончить школу искусств Вашингтонского университета, а позже, чтобы избежать призыва на военную службу — к мобилизации привел Карибский кризис,— поступить в престижный Йельский университет. Там его однокурсниками оказались такие знаменитые позже художники, как Ричард Серра, Роберт Мэнголд, Брайс Марден, Дженнифер Бартлетт. «Своей карьерой я обязан Йелю и Фиделю»,— шутил Клоуз.
Середина 1960-х в Америке — период баталий между приверженцами абстрактного экспрессионизма, апеллирующего к «духовному в искусстве», и поп-артом, обращенным к повседневности и консюмеризму. Благодаря фулбрайтской стипендии Клоузу удалось поучиться в Венской академии художеств. Он вернулся в Нью-Йорк живописцем, подражающим экспрессивной манере Виллема де Кунинга. Однако первая персоналка, в 1967 году в галерее Массачусетского университета, где он преподавал, обернулась скандалом: руководство вуза возмутили его мужские ню.
Художник пересмотрел свое отношение к живописи и годом позже написал свой знаменитый гигантский автопортрет. По сути, это полароидный снимок лица, переведенный на холст с помощью аэрографа: портрет бунтаря в духе своего времени — с растрепанными волосами, вызывающе задранным подбородком и сигаретой во рту. Чем ближе зритель к этой картине — а сейчас это гордость коллекции Центра искусств Уокера в Миннеаполисе,— тем более агрессивное впечатление она производит. Манипулятивная природа фотографии лишний раз была обнажена художниками-фотореалистами — впрочем, Клоуз к ним себя причислял неохотно. И если этот портрет, как и другие, написанные в тот период и изображавшие исключительно людей искусства и друзей художника, производил впечатление увеличенной копии с фотографий, то позже Клоуз перестал скрывать технику переноса изображения на холст. Выходили картины, разбитые на ровные квадраты, каждый из которых заполнен цветом или оттенком, не переходящими друг в друга. Вдали это были портреты, а вблизи они делились на абстрактные первоэлементы, тем самым зритель вовлекался в своего рода визуальное приключение.
После 1988 года, уже будучи инвалидом в коляске, Клоуз пережил и свое второе рождение как художник. Сегменты его портретов уже наполнялись не просто цветами или оттенками, но разного рода фигурками. Изображения будто мерцают, когда смотришь на них с разных ракурсов, утверждая сложность, переменчивость, обманчивость человеческой внешности. И даже сегодня, когда цифровые технологии позволяют создать куда более сложные фокусы, эти картины производят сильное впечатление.
Чак Клоуз давно вошел в пантеон американской живописи, участвовал в Венецианских биеннале и «Документе» в Касселе, а в 2008 году его выставка прошла в Эрмитаже. Среди героев его портретов не только весь цвет американского искусства, но и президенты-демократы Билл Клинтон и Барак Обама. Впрочем, Клоуз никогда не переставал писать своих родственников и друзей, а главное, самого себя, видимо, не только наблюдая за тем, как меняется внешность, но и силясь на фоне многочисленных диагнозов не утратить связь с самим собой.