В конце июня информационный портал «Проуфу» сообщил, что семья Муратовых, которой Русфонд помог лечить тяжелобольного ребенка в Лондоне, вовсе не бедная, а очень даже состоятельная. Завязалась дискуссия: можно ли помогать богатым, насколько бедным должен быть человек, чтобы претендовать на благотворительную помощь? Однозначного ответа нет, но есть одно соображение, которое кажется важным: болезнь разоряет.
Фото: фото из личного архива
Фото: фото из личного архива
Разумеется, интуитивно понятно, что неприлично собирать по 100 руб. с людей небогатых, но добросердечных, чтобы помочь богачу. Разумеется, никто не станет просить пенсионеров отправлять благотворительные эсэмэски, чтобы помочь сыну миллиардера. Инстинктивное чувство справедливости подсказывает, что миллиардер мало того что должен вылечить своего ребенка сам, так еще и помочь пенсионерам. Но если не миллиардер? Где тот уровень благосостояния, после которого человек перестает иметь моральное право просить о помощи? Я полагаю, что никакого «порога состоятельности» назначить нельзя. Я знаю достаточно людей, которые были не только физически истерзаны тяжелой болезнью (своей или ребенка), но и разорены в прах. Я полагаю, что открывать или не открывать благотворительный сбор для состоятельной семьи следует, руководствуясь не формальным правилом, а здравым смыслом.
Давайте посчитаем. Портал «Проуфу» пишет, что семья Муратовых живет на доходы от сдачи в аренду нескольких квартир и подземных паркингов. Общую стоимость квартир и паркингов, находящихся в собственности Муратовых, уфимские журналисты оценивают в 12,5 млн руб. Казалось бы, небедные люди. Могли бы продать свои квартиры и паркинги да и лечить своего ребенка, не беспокоя менее состоятельных людей просьбами о помощи.
Да, но сумма, которая требовалась Муратовым на лечение ребенка,— больше 15 млн руб., и портал «Проуфу» не оспаривает этой суммы. Иными словами, если бы Муратовы продали все свои квартиры и паркинги, денег на лечение ребенка им все равно бы не хватило. А после лечения Муратовы оказались бы не просто семьей, воспитывающей ребенка с инвалидностью, а нищей семьей, воспитывающей ребенка с инвалидностью. Мы действительно хотим плодить нищие семьи?
Разумеется, это несправедливо, чтобы бедные помогали богатым. Но парадоксальным образом пенсионерка, которая переводит 100 руб. на лечение ребенка из состоятельной семьи, вовсе не разоряется от этого, а, наоборот, получает некоторое удовлетворение от того, что сделала доброе дело. Тогда как состоятельная семья, вынужденная ради лечения ребенка распродать все свое имущество и лишиться всех своих доходов, разоряется, переходит из разряда благополучных в разряд неблагополучных. Тут уместно вспомнить старинный анекдот про то, что задача наша вовсе не в том, чтобы не было богатых, а в том, чтобы не было бедных.
Мой друг профессор Алексей Масчан, врач, превративший в России детский рак крови из смертельной болезни в излечимую, так сформулировал двадцать лет назад принцип благотворительной помощи его пациентам: «Помогать нужно настолько, чтобы родителям нашего пациента не пришлось продать квартиру». И я руководствуюсь этим принципом.
Я пытаюсь приложить ситуацию тяжелой болезни к себе. Предположим, я тяжело заболел и мне нужен десяток миллионов на лечение. Я небедный человек, у меня есть две квартиры в Москве — это целое состояние. Но в одной квартире у меня прописаны старшие дети, а в другой — младшие. В описываемой ситуации я предпочту разорению своих детей смерть. Или обращусь за помощью к друзьям своим и читателям, всерьез надеясь, что добрые и совсем-совсем не богатые пенсионерки почтут правильным оторвать 100 руб. от крохотной своей пенсии, чтобы помочь успешному журналисту. Потому что состоятельность — крайне хрупкая вещь. Я вполне состоятелен, чтобы купить в кредит хороший автомобиль. Но перед лицом серьезной болезни — рака, например, инсульта, рассеянного склероза или болезни Альцгеймера — я нищ как церковная крыса.