Джордж Ромеро приехал в Москву, чтобы представить новый фильм и встретиться со своими фанами. С режиссером побеседовал Андрей Плахов.
В вашем новом фильме показан процесс съемок. Это похоже на то, как вы сами снимаете фильмы ужасов? У актеров отклеивается грим, все гогочут, стебаются, никакого пиетета к жанру хоррора?
Да, все так и происходит. Я не отношусь к фильмам ужасов слишком всерьез. Скорее это прогулка по комнате страха в парке аттракционов. К тому же мои фильмы не чистый хоррор. Они опираются на сильную американскую традицию комиксов. Настоящие фанаты смотрят мои фильмы не для того, чтобы испугаться. Им нравится, когда кто-то особенно ловко пристрелил очередного зомби.
Значит ли это, что в ваших фильмах силен элемент пародии на жанр? Как, скажем, у Тарантино?
Да, в них есть связь с пародией. Я не могу воспринимать внешний сюжет моих картин серьезно. Это карикатура, стилизация. В каком-то смысле это глупая комедия: выходит клоун в ярком гриме — и все смеются.
Но в вашем творчестве находят и серьезные темы, социальную критику, даже революционные идеи...
Когда я впервые показал зомби, они не представляли собой сознательных революционеров, но обозначали какую-то брешь в структуре мира. В 60-е годы мы были активистами перемен, но вскоре убедились, что мир меняется к худшему: расовые волнения, вьетнамская война... В оригинальной версии "Ночи живых мертвецов" через телерепортаж предлагалось три возможных причины появления зомби: высадка инопланетян, смертельный вирус, биологическое оружие. Но дистрибутор решил сократить картину на девять минут, и объяснения выпали. В общем, все сошлись на том, что зомби символизируют собой спонтанные революционные изменения в картине мира.
Вы учились в Питтсбурге, оттуда же родом герои вашей новой картины "Дневники мертвецов". Какую роль сыграл этот город в вашей биографии?
Сначала я поступил на художественный факультет колледжа Карнеги-Меллон в Питтсбурге, поскольку мой отец был рекламным художником. Но таланта у меня не оказалось, и я перешел на театральное отделение. Там мне не хватило дисциплины, чтобы получить диплом. Два года я проработал в кинолаборатории, развозил ролики. В то время в Питтсбурге участились столкновения на расовой почве, об этом без конца снимали киноновости, и мои тогдашние впечатления отразились на будущих фильмах. Один из них, "Мартин" (там место зомби занимают вампиры), тоже рассказывает об этом городе. Когда-то он был центром угольной промышленности, уже в полдень там было темно от копоти. А потом произошел индустриальный кризис — коллапс американской мечты. Пострадали, конечно, рабочие, а несколько богатых семей, которые всегда контролировали город, остались в полном порядке. Они-то и есть настоящие вампиры. Теперь, в "Дневниках мертвецов", я снова вернулся в Питтсбург — по сугубо ностальгическим соображениям.
Ваш новый фильм анонсируется как приквел "Ночи живых мертвецов". Но ведь, судя по всему, действие происходит в наши дни?
Я, как машина времени, легко преодолеваю исторические периоды, переносясь из одного в другой. "Ночь живых мертвецов" появилась в 1968 году, "Земля мертвецов" — в 2005-м, а время действия в них разделяет всего три года. Я всегда делаю кино о том, что происходит сегодня, сейчас, но эта современность довольно условна. Я оставил в новой картине отсылки к саундтреку "Ночи живых мертвецов", использовал тот же голос диктора, но это единственная нить, связывающая оба фильма.