Различия снивелированы, и обвинить женщину в мужском поведении уже нельзя. Ну, баллотируется Хиллари Клинтон на пост главы государства — кого этим удивишь. И тем не менее, ей приходится мимикрировать и играть по мужским правилам. Иначе — заклюют. Стоило пустить слезу во время одной из встреч с избирателями, как посыпались обвинения: мол, притворяется, давит на жалость. За брючные костюмы и мужественную сдержанность, правда, Хиллари тоже достается. Но исторический опыт показывает, что прикинувшись мужчиной — или вовсе переодевшись в него, любая храбрая барышня может достигнуть недостижимых доселе высот. Другой получается уровень конкуренции.
В который совсем не входят мужчины в женских платьях. Мужской кроссдрессинг, стоит признать, изрядно романтизирован, и веет от него каким-то барочным весельем. Конечно, Патрик Бэйтс проливал кровь, но он — скорее исключение из правил, вот все плохо и кончилось. Обычно бывает так: стоит, скажем, киногерою обрядиться в женское платье, как бодрым гейзером бьют блестки. Причем как в откровенном кэмпе: от "Глена или Гленды" Эда Вуда до фильмографии Джона Уотерса с дородным трансвеститом Дивайн в главных ролях, так и в искусстве рангом повыше, вроде хрестоматийного "В джазе только девушки".
С женскими же переодеваниями в мужское платье все обстоит иначе. Сразу появляется какой-то надрыв, претензия и борьба за равные права — и это несмотря на тщания Шекспира придать женскому кроссдрессингу образ обаятельного приключения. Все-таки ведь до театральных постановок его пьес женщины не допускались.
Правда, сейчас театр и опера в деле женского кроссдрессинга стоят особняком. Актрисам-травести для пущей достоверности достаются роли детей и угловатых подростков. Оперных женщин также заставляют переодеваться искусства ради: тенором томного отрока не покажешь. Так, Керубино в "Женитьбе Фигаро" должен петь едва ли не выше, чем его подружка Барбарина, а безусому Ратмиру из "Руслана и Людмилы" Глинки и вовсе предписан контральто. Но это по любви: обычно женщинам приходится переодеваться по надобности, как героине Джули Эндрюс в "Викторе/Виктории", которая не могла найти работу в своем истинном обличии.
В кино первым сознательно нарядил героиню в мужской костюм немецкий режиссер Эрнст Любич: в фильме 1918 года "Я не хочу быть мужчиной". Хорошенькая, губки бантиком, актриса Осси Освальда там залихватски носит фрак, курит сигары и надирается шампанским — все для того, чтобы доказать своему папаше, что она тоже право имеет. Тут важен исторический контекст — в 1918 году, когда британские суфражистки выбили себе право голоса на выборах, в более консервативной Германии девушкам оставалось об этом только мечтать. Впрочем, Любич девичьим мечтам не потрафил: в конце фильма героиня одумывается, наряжается в платье и идет под венец. Чтоб неповадно было.
Удивительно, но посылу вняли — следующие несколько десятилетий женщины наряжались противоположным полом где угодно, но только не в кино. Зато режиссеры более поздних трансегендерных фильмов были к отчаявшимся на кроссдрессинг снисходительны: переодевшись, героини получали то, чего хотели им добиться, и никаких назиданий. Так, скажем, в фильме "Йентль" Барбра Стрейзанд играла дочь раввина, которая переодевалась юношей, чтобы поступить в ешиву. Поступила. Обратно решила не переодеваться.
В двухтысячные в кинематографе наметилась забавная тенденция: переодевание в мужчину стало едва ли не гарантией успеха. Началось все с Хиллари Суонк, доселе неприметной телеактрисы. Изобразив на экране трагически погибшую бытовую кроссдрессершу Тину Брэндон, Суонк отхватила Оскара и большой куш мировой славы. Через несколько лет закрепила успех ролью боксерши. За ней последовали Джулия Робертс в роли отчаянной феминистки и обезображенная для роли мужеподобной серийной убийцы куколка Шарлиз Терон. В этом году на очереди хрупкая Кейт Бланшетт — она номинирована за роль одного из шести бобов диланов в недавней аллюзии на биографию певца.
У советской, тогда еще начинающей певицы Аллы Пугачевой, казалось бы, не было резких причин зарабатывать славу посредством кроссдрессинга. Но она решила, что лезть на заре карьеры еще и в композиторы — это чересчур, и музыку к фильму "Женщина, которая поет" отписала некому Борису Горбоносу. Потом нацепила усы и парик, и чуть ли не на спор придумала для прессы историю о тяжелой судьбе Горбоноса: инвалид, живет на окраине, огласки не желает. Все поверили: недаром в тот же год Пугачевой присудили премию "Актриса года".
Писательница Жорж Санд переодевалась мужчиной большей частью из практических соображений: так ей было легче пройти в светские заведения, куда пускали только мужчин, да и экономия на кружевах и шелках получалась изрядная. Ну и, конечно, имели место борьба за права и свободомыслие. Спустя более чем сто лет после смерти Санд история о писательнице-кроссдрессере повторилась, причем в абсолютно феминизированных США.
В 2000 году в Нью-Йорке все только и говорили о Джей Ти ЛеРое, юном многообещающем писателе. У него только что вышла первая книга, скандальная, с явным намеком на автобиографичность: история о двенадцатилетнем мальчике, который мечтает стать проституткой. Сам ЛеРой появлялся на интервью в темных очках и шляпе. Критики заходились в восторге, карьера у парня задалась: статьи в главных изданиях, сценарий к фильму Гаса Ван Сента. Только вот потом выяснилось, что писала за ЛеРоя взрослая, вполне буржуазная дама Лора Альберт, а фотографировалась — младшая сестра ее бойфренда. Обрушился шквал судебных исков и обвинительных статей, но дело-то сделано. "Я бы просто не смогла все это написать от своего лица", — оправдывалась Альберт. И добиться успеха тоже не смогла бы, понятное дело.
Добьется ли успеха Хиллари Клинтон — вопрос времени. Но сюртуки у нее все серые: порой начинает казаться, что в вопросах гардероба она берет пример с Мао Цзедуна. При этом, железная мужественность у женщин становится едва ли не ведущим трендом: в коллекциях зима-осень 2008 года — сплошь приглушенные цвета, строгие линии и застегнутые пуговицы. На этом фоне одна из активных агитаторш за противника Клинтон Барака Обаму, Скарлетт Йоханссон со всеми ее кисейными излишествами выглядит чересчур. Но зато никем не притворяется — а это важно.
Катя Казбек