Госминистр Грузии по координации экономических реформ Каха Бендукидзе заявил корреспонденту "Власти" Юлии Таратуте, что история с Ираклием Окруашвили — это поражение грузинской оппозиции.
— Что у вас произошло? Вы тоже считаете, что это была попытка государственного переворота?
— Нет. Такую версию я не слышал. Я считаю, что имел место заговор, то есть люди договорились за спиной у других. Политический заговор, потому что группа лиц договорилась между собой о каких-то политических действиях и расписала сценарий.
— Кто входит в эту группу?
— Основные действующие лица заявили о себе. В частности, Патаркацишвили и Окруашвили сказали, что имели отношения.
— Как вы относитесь к версии, что выступление Окруашвили — результат сговора с Кремлем, которому должен быть на руку новый политический кризис в Грузии?
— Я не занимаюсь гаданием. Но в целом очевидно, что ситуация, сложившаяся вокруг господина Окруашвили, на время сузила наше пространство для некоторых политических действий. И это на руку всем, кто хотел такого результата — временного ослабления позиции, сокращения наших возможностей. В российской элите есть люди, которые юридически признают территориальную целостность Грузии, а на практике не признают ее. Таким людям случившееся в нашей стране, несомненно, выгодно. Сказать, был ли фактический сговор, то есть встречались ли и беседовали — не могу, не знаю.
— Вы считаете, что позиции Грузии сейчас ослаблены?
— Я сказал бы, что ослаблены временно. Как один немецкий философ сказал: все, что меня не убивает, делает меня сильнее. Мы извлечем урок из пройденного и будем сильнее, чем прежде.
— Окруашвили выступил с громкими обвинениями в адрес власти. И тут же был арестован. Вы уверены в демократичности такого поступка?
— Тут все зависит от ответа на вопрос, что было первично, а что вторично. Я считаю, что первичен был арест — уголовное дело в отношении Окруашвили расследовалось давно, некоторые аресты были совершены до его выступления. И когда он почувствовал, что сейчас что-то может произойти с ним непосредственно, решил провести своеобразную вакцинацию — выступить с разоблачениями. То есть руководствовался соображением: кто же посмеет меня арестовать после таких заявлений.
— Расчет, если он был, сработал. Выглядит так, что Ираклия Окруашвили арестовали за его обвинения.
— Это была банальная провокация. Абсурдные обвинения. Представьте себе, что кто-то скажет, что президент принуждал его избивать собственного отца или насиловать детей. Это что, достаточное основание для того, чтобы не арестовывать человека по подозрению в реальном преступлении? Закон суров, но справедлив. Не существует никаких демократических сроков, устанавливающих, в течение какого времени после абсурдного обвинения в адрес противника человека нельзя арестовывать за преступление. Сколько нужно ждать — день, неделю, год? Ведь и через год будет повод сказать: я выступил с обвинениями против власти, власть затаила злобу, и меня сейчас арестовали именно за это.
— Вам не кажется удивительным, что Окруашвили так быстро раскаялся и признал свою вину? Так обычно случается, когда сотрудники правоохранительных органов пускают в дело, например, паяльник...
— Через какой срок нужно было, чтобы он сказал правду? Скажите мне, и я передам нашим, чтобы в следующий раз начали пытать не сразу.
— Я так понимаю, что вы так шутите? А про выкуп в $6 млн можете пошутить?
— Почему выкуп? Тот факт, что Ираклий Окруашвили отпущен под залог, не означает, что в его отношении прекращено уголовное преследование, дело не закрыто, и приговор не предопределен. Я не думаю, что он будет оправдательным. Какие-то статьи могут быть вычеркнуты из обвинения, а какие-то могут появиться в ходе расследования.
— Кажется, именно Окруашвили, работая генпрокурором, ввел практику пополнять казну за счет залогов, которые вносились за крупных чиновников, за что его прозвали "донором грузинского бюджета"?
— Это не Окруашвили придумал. У нас в Грузии, как и во всем мире, действует нормальная практика выпуска человека под залог. А если удивляет размер залога, то речь идет об экономических преступлениях. Это, конечно, круглая сумма, то есть приблизительная. Но размер залога был обусловлен размером возможного ущерба, который был связан с совершенными преступлениями. Кроме того, это определенная гарантия. Если человек не приходит в суд, сумма залога изымается. За такие деньги ничего такого произойти не может. Пополнить казну за счет залогов — такое не смог бы сделать никто.
— Исход ситуации с Окруашвили можно назвать поражением грузинской оппозиции в целом?
— Я считаю, что да. Во-первых, Ираклий Окруашвили на свободе. То есть задачей власти не было его изолировать. Не было цели политического преследования. Ему сказали: давай залог и делай, что хочешь. Во-вторых, ситуация показала, что все эти так называемые разоблачения не имели ценности ни на грош. Наконец, у нас через год выборы. И сейчас совершенно очевидно, что оппозиция в нынешней конфигурации, в таком составе не сможет на них существовать.
— Почему?
— Это разные люди, с разными ценностями, разными воззрениями и разными финансовыми возможностями. Они объединились вокруг парня, который разоблачал властную верхушку. Теперь их ничего не связывает — убрана общая тема для победы. Даже для поражения нет общей темы.
— То есть грузинская власть ликвидировала мощный очаг возгорания, и повторение последних событий невозможно?
— Вы считаете, что он был мощным? Это событие сложно назвать серьезным, оно было громким. А прогнозировать повторение — дело неблагодарное. Сегодня может прозвучать одно выступление, завтра другое. Главное, сложится новая конфигурация оппозиции.
— Мы как-то забыли о втором участнике "заговора"? Что будет с Бадри Патаркацишвили?
— А что с ним должно быть? Если он перейдет улицу в неположенном месте — его оштрафуют. Как и меня или вас.
— Патаркацишвили говорил, что грузинским властям не очень нравилось, когда он вмешивался в политику, что они пытались мешать ему в бизнесе. Такое было?
— Я категорически не согласен, что Бадри Шалвовичу мешали. Он находится в Грузии, куда прилетел по собственной воле. Это доказывает, что он не боится находиться в этой стране. Причем не потому, что у него нет чувства страха, а потому, что нет причин бояться. Два месяца назад Бадри Шалвович с партнерами приобрел контроль над крупнейшим сотовым оператором Грузии. Он купил много недвижимости на побережье. Владеет целым набором крупных объектов — банком, ценной недвижимостью. Строит парк развлечений, я не видел, но говорят, хороший. Недавно он участвовал в тендере на крупный участок земли — его предложение было не лучшим, и победили другие. Сейчас идет приватизация тбилисского водоканала, и он участвует — его компания в шорт-листе претендентов. Может, у него другие представления, но по моим — его не ущемляли.
— Зачем же он связался с Окруашвили?
— Думаю, у него политические амбиции. К тому же у господина Патаркацишвили другие представления о том, как нужно управлять страной. Он считал, например, что приватизацию в Грузии нужно проводить по-другому. Ограничивать иностранный капитал и отдавать преференции отечественному.
— Как вам лично работается с Михаилом Саакашвили?
— Интересно. Не всегда легко, но интересно и результативно. Нелегко, потому что планка, которую он ставит, высока. Интересно, потому что стоит огромная задача воссоздать страну.
— Как вы оцениваете сегодняшние отношения между Россией и Грузией?
— Если я вам скажу, что они изумительные, вы мне вряд ли поверите.
— Возможны ли какие-то уступки с одной из сторон?
— На уступки можно идти в условиях диалога. Наша главная проблема с Россией — в отсутствии диалога, конкретных высказываний и аргументов, объявления интересов. Вот вы знаете, чего хочет Россия?
— Трудно себе представить.
— А кому легко представить? Кто может сказать, чего хочет Россия? Знаете, в моем классе один мальчик, когда влюблялся в девочку, иногда дергал ее за косу, обливал ей чернилами передник и подкладывал кнопки на стул. Любви от этого обычно не получалось.
— Вы думаете, что Россия хочет любви?
— Похоже на то.