Обстановка в Грузии обострилась после обвинений в адрес президента Саакашвили, которые выдвинул экс-министр обороны Ираклий Окруашвили, и последующего затем его ареста. О своем видении случившегося корреспонденту Ъ ОЛЬГЕ Ъ-АЛЛЕНОВОЙ рассказала адвокат господина Окруашвили ЭКА БЕСЕЛИЯ.
— Обвинения Ираклию Окруашвили предъявлены по четырем статьям: вымогательство, отмывание денег, злоупотребление служебным положением и служебная халатность. Какие доказательства представило обвинение?
— Все эти обвинения не доказаны материалами следствия. Есть только несколько показаний свидетелей, которые являются косвенными уликами. Один из свидетелей, Дмитрий Китошвили, бывший в 2006 году главой Национальной комиссии по коммуникациям Грузии, дал показания против Окруашвили. Но дело в том, что Китошвили был арестован в сентябре и не давал вообще никаких показаний против Окруашвили. А после ареста Окруашвили его дополнительно допросили, и он дал такие показания. И его сразу освободили под залог в 10 тыс. лари (около $6 тыс.). Можно предположить, что Китошвили дал неверные показания против Окруашвили и получил за это свободу.
— Но показания Китошвили — это уже улика.
— Этого недостаточно, потому что грузинский закон прямо говорит, что для обвинения должно быть несколько доказательств. А по другим эпизодам вообще никаких показаний. Я думаю, обвинения слепили наспех — Окруашвили надо было срочно посадить, и они действовали слишком быстро, не успев собрать доказательства. Для меня очевидно, что арест Окруашвили — это политическое решение. И связано оно с происшедшим накануне событием.
— Вы имеете в виду его обвинения в адрес президента?
— Да. Наверное, было очень опасно оставлять его на свободе, потому что он собирался еще продолжать обвинения и предъявить доказательства того, о чем говорил в прямом эфире.
— Какой срок грозит вашему подзащитному, если суд сочтет доказанными предъявленные ему обвинения?
— В совокупности это может быть около 25 лет лишения свободы. И если учесть, что у нас суд несамостоятелен, можно легко предсказать, каково будет решение суда. Эта тенденция уже проявилась: власти давят на следствие, на суд.
— Почему ваш подзащитный отказался присутствовать на судебных заседаниях?
— Он считает, что этот суд — формальность. Хотя я и мои коллеги полагали, что он должен присутствовать в суде — мы должны пройти все правовые пути для того, чтобы пойти потом в Страсбург. Но в суде все делается с огромными нарушениями. Нам не удалось даже на первом этапе судебного разбирательства присутствовать — мы не смогли зайти в зал.
— Вас не пустили?
— Когда мы зашли в зал суда, в фойе нас попыталась обыскать охрана. Мы протестовали, потому что обыск адвоката незаконен — для этого нужна санкция. Но нам сказали: без этого в зал не зайдете. Они нас провоцировали, зная, что мы не позволим обыскивать себя. Ведь если мы нарушим закон, нам будет сложнее все это излагать в нашем обращении в Страсбург. Но мы не отказывались защищать господина Окруашвили. Хотя сразу после этого прокуратура назначила госадвоката, и суд состоялся в час ночи — они хотели провести его без нас.
— Ваш подзащитный уже отказался от госадвоката?
— И устно, и письменно. Но этого адвоката не снимают. Это тоже серьезное нарушение, и оно тоже будет в нашем обращении в Страсбург. Раз суд оставил его в деле, несмотря на то что три адвоката уже защищают господина Окруашвили, я могу предположить, что, когда следственные органы захотят провести без нас какие-то действия, они могут позвать этого госадвоката, чтобы в его присутствии написать что угодно. Другого объяснения у меня нет. Я не исключаю провокаций ни в отношении меня, ни в отношении моего подзащитного.
— Вы заявили недавно, что не ручаетесь за жизнь вашего подзащитного. Вы считаете, его могут убрать?
— Я ничего не исключаю. Господин Окруашвили сейчас опасен и очень не нужен властям, и им проще заставить его замолчать, чем с ним разбираться.
— Когда вы подадите ваше обращение в Евросуд?
— Нам нужно десять дней, чтобы собрать все документы. Нам есть что сказать Европейскому суду.
— Если бы в грузинском законодательстве была статья за клевету, Ираклию Окруашвили грозил бы меньший срок?
— Сначала надо было бы доказать, что это клевета. Он ведь предъявил тяжкие обвинения против президента. В любом случае надо было тут же начинать следствие, надо было его допросить. Меня как раз и удивляет, что до сих пор не начались никакие следственные действия по тем заявлениям, которые он сделал. Господин Окруашвили спрашивает следователей: "Почему вы не хотите меня допрашивать по тем вещам, о которых я говорил?" Но ему не задали по этому поводу ни одного вопроса. Это очень интересно. Это нарушение закона. А для общества это подтверждение вины властей.
— А кто может начать проверку в отношении президента?
— К сожалению, только генпрокуратура. А она у нас все делает по указке властей.
— На митинге оппозиции вы зачитали обращение от имени своего подзащитного. Вы это сделали как адвокат или как соратник?
— Я вхожу в политическое движение Ираклия Окруашвили, я его соратник, и он мне доверяет. И по многим вопросам сейчас он со мной консультируется, в том числе по политическим. Я не ожидала, что на его стороне столько людей. Все восприняли этот арест как политический. И никто уже не считает, что там какой-то криминал. Потому что, если бы так было, Окруашвили арестовали бы раньше. Все эпизоды обвинения относятся к прошлому. Но его арестовали только после его заявления.
— Выходит, Окруашвили руководит партией через вас?
— В какой-то степени да.
— А вас пускают к нему на встречи?
— Единственное, в чем они не мешают, это встречи. Я могу видеть его каждый день. Но есть одна серьезная вещь — конфиденциальность встреч, которая защищается и грузинским законодательством, и европейской конвенцией. Так вот, она нарушается, потому что там стоит видеокамера, и я не исключаю, что там можно все подслушать.