25 июня открывается выставка "Олег Кулик. Хроника. 1987-2007", подготовленная галереей XL, Московским музеем современного искусства и Центральным домом художника, который впервые отдал все свои залы под работы одного автора. О том, как он туда попал, расспрашивала Олега Кулика его однофамилица Ирина Кулик.
— Мы давно не видели ваших новых работ. Будут ли они на выставке в ЦДХ?
— Там все будет новое. Создавалось одним человеком, а выставляется другим. Олег Кулик стал совершенно другим благодаря своим внутренним переживаниям. И мне об этом интересно рассказать моим друзьям — и самому узнать, каким я стал.
— И в какой же момент вы стали другим человеком?
— Дату назвать? 11 декабря 2003 года. Я решил поехать в Монголию под воздействием невыносимых обстоятельств. Которые и толкнули меня поискать еще более невыносимые обстоятельства. Нас сопровождали какие-то совершенно отмороженные монголы, настоящие дети степей. Они нам и показали, что такое настоящая Монголия. Наш провожатый сказал, что поехал к своему родственнику часа на два-три. Его не было три дня. А кругом пустыня, плоская, как стол. Черный стол и небо, иди куда хочешь, на сотни километров ничего нет...
И потом, мы говорим о внутренней Монголии, о той, которая в каждом из нас. Синие всадники, бог, дьявол, черт — это все метафоры состояний, которые я уже прошел. Я сейчас нахожусь в состоянии "Олег Кулик". Это не такое простое завоевание. Я уже был кем угодно, но я никогда не был человеком. Я хочу начать этот этап. Я в Монголии в некотором смысле умер, но теперь я из нее вышел. Три дня голодания в пустыне выжигают всю х...ню. И ты понимаешь, что жить — это так ох...тельно и невероятно.
— Давайте все же вспомним, кем вы были до Монголии. В начале 1990-х годов ваше искусство было очень политизированным. Сейчас вроде бы поводов для политически ангажированных художественных высказываний не меньше. Почему вас это перестало интересовать?
— Опять же, вы знаете, Монголия... Меня перестала интересовать любовь в ее кисло-земном воплощении, очищенном от духа, и меня перестала интересовать политика как внешняя форма. Я увидел ее искусственность. Все партии состоят из людей, и важно только то, что происходит с этими людьми. Что творится в душе Путина... Это никто не обсуждает, разве что его духовник, и то я уверен, что и с ним он до конца не откровенен. Я обращаюсь внутрь себя, я исследую свою душу. И буду сообщать о своих находках так же, как последние 20 лет я сообщал о находках во внешнем мире.
— А как же животные, чьи права вы обещали некогда отстаивать, организовав проект "Партия животных"?
— В некотором смысле я все же остался этим животным, political animal, единственным в своем роде, которое и представляет непонятно чьи интересы. Это была ироническая позиция, клоунский проект. Но, как говорил мой друг Владимир Овчаренко, это была игра, но это были не игрушки. Вся эта клоунада сопровождалась размышлениями об искусстве. Очень серьезными. Типа, искусство — это самое подлинное, а все остальное — ненастоящее. Поэтому, чем бы художник ни занимался, он занимается этим серьезно. Но не отождествляя себя с тем образом, который он представляет. Поэтому на художника так и нападают — он гораздо подлиннее, чем остальные. Михалков влипает в образ царя, когда он его играет. У всех актеров мания величия. А у нас нет мании величия, но есть мания серьезности, ощущение того, что все равно мы избранные, мы что-то несем миру. Но это давно не так. И никогда так не было. Все мы люди, и наши поступки, прекрасные или ужасные,— чисто человеческие. Это и надо отслеживать. Что человек делает, насколько он гармонизирует вокруг себя мир, насколько он его ожесточает.
— Когда вы были человеком-собакой, ваша функция заключалась в том, чтобы ожесточать мир вокруг себя?
— Неправда... Я старался изощренными способами вызывать любовь...
— Кусая публику за ляжки?
— Ну, это же метафора...
— Что именно — кусать за ляжки или вызывать любовь?
— Вызывать любовь... Все не так прямо. Я имел в виду некую стратегию, соответствующую моему тогдашнему состоянию. В тот момент все говорили о каких-то кризисах. И я реагировал на эти обстоятельства кризиса, но при этом хотел сказать, что у меня внутри кризиса нет.
Я прочитал рассказ Мисимы про человека, который умер на улице, а его собака не отдавала покойника родственникам, потому что она считала, что он живой. Для нее он живой, пока она сама не умрет. Мой хозяин, мое искусство — во мне. Меня собаки всегда интересовали как существа, которые слушают не человеческую логику, но только свою душу, потому что не понимают человеческого языка, на х.... Вот где все проблемы — выключаешь человеческий язык и становишься ох...енно счастлив, как будто ты на галоперидоле.
— А разве сейчас нет ощущения кризиса?
— Ну тогда я был молодой пес и слушал, что говорят старые собаки. А теперь я этого не слушаю и считаю, что все ох...тельно — и во мне, и вокруг меня. Я тут посмотрел, как сложилась судьба участников проекта "Верю". Очень по-разному. Тот, кто больше всего принес в проект, больше всего и получил. АЕСы (Арзамасова, Евзович, Святский.— "Власть"), Монастырский, Осмоловский, Гутов — у них все просто отлично, они участвуют в Венецианской биеннале, в "Документе" (одна из крупнейших регулярных выставок современного искусства, проводится в Германии.— "Власть"). А у людей, которые участвовали в проекте, не веря в него до конца, у всех какие-то сложности...
— Какая религия вам ближе всего?
— Любви к ближнему. Но не к такому, как ты сам. Я не люблю эту фразу: "Не делай ближнему того, чего ты не желаешь себе". Мне это высказывание кажется абсолютно антибожественным. Оно всех уравнивает, говорит, что все одинаковы. А на самом деле все люди очень разные.
— Вы не боитесь, что этот уход от социальности и конфликтности к нью-эйджевым проповедям сделает вас маргиналом в мире современного искусства, которое стремится быть политически ангажированным?
— Я же всегда был маргинальным персонажем. Когда я работал с прозрачностью, ко мне приходил Звездочетов (художник Константин Звездочетов.— "Власть") и говорил, что нужно делать все социальное: Ленин, уходящая советская натура, ирония... Это был 1987 год. Теперь 2007 год, и вы мне говорите примерно то же самое. Но это все проедет, а я останусь. Потому что я живу своей душой, и моя душа бессмертна.
— Вы читали статью философа Михаила Рыклина о выставке "Верю"? Он обвиняет вас в конформизме, в том, что ваш "художественный оптимизм" — это именно та беспроблемность, некритичность и развлекательность, которой требует от современного искусства государственная идеология. Что вы можете ему ответить?
— Я могу ему ответить: "Мишенька, я тебя очень люблю, я понимаю, что ты должен делать свою карьеру, писать гневные статьи и выстраивать какие-то позиции. Но поверь мне, ничего этого нет. Выставка делалась искренне, с детским взглядом. Тебе это трудно представить, ты это давно потерял и, может быть, никогда не имел. Избавься от своих страхов и комплексов, сходи к психотерапевту, съезди в Индию, помедитируй, перестань искать врагов там, где их нет. Позаботься о своей жене, детях, друзьях. И звони почаще".
— Но ваша позиция — "нет никаких кризисов, давайте забудем про политику, уедем в Индию искать себя" — и правда может показаться чересчур комфортной и конформистской...
— Я делаю выставку в центральном доме собачьего искусства... тьфу, то есть в Центральном доме художника, в центре Москвы. Я внимательно за всем наблюдаю, стараюсь участвовать во всем, в чем могу. Но у меня есть обязательства перед самим собой. В 90-е я делал политические проекты — но это было давно. Эта выставка — как прогулка по кладбищу. Вот здесь лежит Олег Кулик пятнадцати лет, он читал Джека Лондона, чувствовал сексуальное возбуждение, страхи, комплексы. Но этот человек умер, и там стоит памятник ему. Вот здесь — Кулик в двадцать лет. Он куда-то поступал, чему-то учился, ездил на Камчатку, переживал первую любовь. Вот — двадцать пять лет, тридцать, сорок. А вот и живой Олег Кулик, выходит из-за могилы. "Что вы будете сейчас делать?" — "А я не знаю".
— Что вы сделали после поездки в Монголию кроме видеофильмов?
— Ничего. Я уже четыре года ничего не делаю. Я сделал только "Верю". Не хочется заниматься искусством, засирать пространство. Я, конечно, понимаю условия рынка, социализации, всегда будет какой-то продукт. Но я вложу в это душу, только когда я сам поверю.
— Зачем вы тогда делаете выставку в ЦДХ?
— Попросили. Я теперь на чистом восприятии: что хочет реальность, то я и отвечаю. Полная отдача.
— А новые кураторские проекты у вас есть? Вы же еще до "Верю" работали как куратор в галерее "Риджина".
— Новых проектов нет. "Верю" был чистым продуктом чуда. Ты стоишь на подоконнике и слышишь, как тебе говорят: "Прыгай ради меня, ты не разобьешься, поверь мне". Вот вы не прыгнете. А я прыгнул. После Монголии у меня была потребность гармонизировать мир вокруг себя. И тут возникает этот проект — как шутка, как брань из уст другого человека, кажется, Дмитрия Виленского, дикого атеиста, который кричал мне — еще не хватало, чтобы ты нас вере учил. Сам я с "Верю" ничего не делал. Мое дело было загадать и не бздеть. И я не бздел — и все получилось.
— А в "Риджине" вы так же выставки делали?
— Неосознанно так же. Но вообще это был другой Кулик.
— А после того Кулика, который после поездки в Монголию просветлился настолько, что больше не занимается искусством, может прийти еще один Кулик, который, например, начнет производить арт-объекты на $100 миллионов, как Дэмиен Херст?
— При неблагоприятных стечениях обстоятельств — может. Если реальность не позволит от себя оторваться. Да и я не хотел бы: она дает напряжение и возможность просветления не только в тебе, но и в окружающих людях. А это очень трудно, просветить людей, избавить их от ложного эго. Труднее, чем девственности лишить. А вообще я тут собираюсь поехать в Тибет. Так что неизвестно, чем все кончится.
Достижения Олега Кулика
Олег Кулик родился в 1961 году в Киеве. Окончил там художественную школу и геологоразведочный техникум. С конца 1980-х живет и выставляется в Москве. Дебютировал на столичной художественной сцене с проектом "Прозрачность". В 1990-1992 годах курирует несколько выставок в галерее Regina ("Риджина"). В середине 1990-х Олег Кулик разрабатывает тему "зоофрении", которая воплощается в проекте "Партия животных" (депутатом от которой он себя провозглашает), принесшем ему международную скандальную славу в образе "человека-собаки". Олег Кулик участвовал в крупнейших выставках современного искусства: Венецианской биеннале, биеннале в Валенсии, биеннале в Сан-Паулу, биеннале в Стамбуле, европейской биеннале "Манифеста", выставке "Россия!" в Нью-Йоркском музее Гуггенхайма. В 2006 году Олег Кулик стал куратором проекта "Верю", осуществленного в галерее "Винзавод" в рамках II Московской биеннале современного искусства.