премьера кино
Выход в широкий прокат "Королевы" позволяет оперативно отследить, за что актрисе Хелен Миррен только что дали "Оскара" — за изображение монархии с человеческим лицом, которое чуть было не ударило в грязь из-за трагической гибели принцессы Дианы в 1997 году. Героические королевские потуги его сохранить наблюдала ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА.
"Королева", безусловно, подарок любителям классического познавательного кинематографа, проливающего свет на сомнительные моменты новейшей истории. Она с самого начала выглядит мало отличающейся от истории древнейшей, благодаря цитате из Шекспира, проницательно заметившего, что голова, вынужденная носить корону, неизбежно испытывает некоторый дискомфорт. Содержимое одной такой богоизбранной головы составляет содержание фильма, подтверждающего самые худшие зрительские подозрения: ничем эксклюзивным царские мозги от среднестатистических не отличаются и лежащая на них десятилетиями нагрузка не особенно помогает их накачать.
Быть королевой в прозаическом понимании авторов фильма — довольно рутинная работа, заключающаяся в необходимости постоянно помнить, как правильно себя вести, и не давать окружающим об этом забывать. Однако если в начале мы наблюдаем героиню Хелен Миррен отточившей это мастерство до автоматизма, то в дальнейшем оно обесценивается с каждой секундой, не выдерживая проверки нештатной ситуацией, каковой оказывается романтическая гибель ее бывшей невестки.
Несмотря на то что в соответствии со своим статусом королева частенько выключает человечность и смотрит на окружающих смертных абсолютно бессмысленным вежливым взглядом, будто собственный парадный портрет, все равно сразу видно, что она в общем-то не зверь. Ни капли зла нет в той порядочной пожилой тетеньке с отекшими ногами, которую Хелен Миррен играет с сосредоточенностью актрисы, знающей, что роль, почти лишенная внешних эмоциональных проявлений, не пытка, а редкий шанс. Елизавета II хочет одного — чтобы все было, как обычно, по протоколу, по заведенному не ею испокон веков регламенту, а ее упорно пытаются убедить, что бывают исключения. Больше всех старается свежеиспеченный премьер-министр Тони Блэр, всенародно выбранный три месяца назад, а потому уверенный, что знает британский народ лучше королевы, пребывающей в красивых иллюзиях о своих подданных — невозмутимых англосаксах, больше всего на свете уважающих способность скрывать свои чувства. За годы правления Елизаветы II, первым премьером которой был Черчилль, народец словно подменили — Стивен Фрирз без специальной тенденциозности показывает объективно существующий расовый расклад на лондонских улицах, где преобладают цветные, меняющие общий эмоциональный фон в сторону большей искренности и готовности чуть что рвануть рубаху на груди.
Проблема королевы только в том, что ей не докладывали об этих изменениях и о том, что теперь, чтобы заслужить одобрение народа, который ей, как ни странно, искренне небезразличен, надо вести себя несколько раскованней и непосредственней, чем она привыкла. Первым, кто открывает Елизавете глаза, становится Тони Блэр, который в исполнении Майкла Шина сочетает умение держать нос по ветру и неподдельную симпатию к королеве, несмотря даже на шипение его отвратительной жены (Хелен Маккрори), озвучивающей все самые забубенные завистливые пошлости насчет отжившей свое монархии, паразитирующей на горбу трудового народа: "Засели там на своих сорока акрах..."
А симпатизировать героине Хелен Миррен действительно есть за что — и прежде всего за такое малопривлекательное качество, как упертость: как с самого начала королева не понимает, почему должна изображать любовь к Диане, которую совершенно не любила, так и сохраняет это непонимание до конца, хотя и идет на популистские шаги и заигрывает с общественностью, якобы обезумевшей от горя. Жалко, Стивен Фрирз старается держаться прилично, подобно своей героине, и не договаривает мысль, что все эти безутешные страдальцы, завалившие забор Букингемского дворца цветами и записками невинно убиенной принцессе, с таким же успехом могли обвинить в ее гибели не только черствых Виндзоров, но и самих себя.
Если автокатастрофу, в которой разбилась Диана, и спровоцировали папарацци, то сделали они это исключительно из стремления угодить народу, жаждущему новых подробностей о личной жизни своей любимицы, которая по ходу фильма ненавязчиво, так, что не подкопаешься к авторам с упреками в жестокости, сравнивается с вышедшим из леса оленем, на которого королева любуется в своей шотландской резиденции: красивое, конечно, животное, и грустно видеть его бессмысленно подстреленным каким-то президентом инвестиционного фонда, но все-таки это еще не повод приспускать государственный флаг.