Одно из самых трогательных мест в мировой литературе, безусловно, сцена смерти маленького Джо в романе Диккенса "Холодный дом". Маленький бродяга не знает даже слов молитвы, чтобы произнести ее перед смертью. Он повторяет их за склонившимся над ним молодым врачом. "Отче наш! Иже еси на небесех... Скоро будет светло, сэр?... Да святится имя твое..." И дальше идет знаменитая тирада Диккенса: "Свет засиял на темном мрачном пути. Умер! Умер, ваше величество. Умер, милорды и джентльмены. Умер, вы, преподобные и неподобные служители всех культов. Умер, вы, люди; а ведь небом вам было даровано сострадание. И так умирают вокруг нас каждый день".
Нельзя сказать, чтобы со времен викторианской Англии жизнь радикально изменилась к лучшему. Мир вокруг нас полон смертями, подобными смерти маленького Джо, а мы продолжаем идти своим путем, притворяясь, что все это не имеет к нам никакого отношения. И даже те благородные, исключительные люди, которые принимают чужую боль как свою собственную, не могут, как ни печально это сознавать, в одиночку ничего изменить. Потому что для того, чтобы добро одних людей дошло до других — до тех, кто в этом добре нуждается, необходима вещь, которая называется одним из самых противных слов на свете,— система. Нужны все эти фонды, про которые мы слышали так много плохого (в это плохое мы с готовностью верим) и так мало хорошего (в хорошее мы практически не верим совсем). Нужны отлаженные машины социальной поддержки на предприятиях. И хорошо, когда ими руководят не сердобольные пожилые тетечки типа Шуры из советского кинофильма "Служебный роман", а суховатые мужчины средних лет, отягченные образованием. У них это обычно лучше получается.
Признаюсь, я устала от того, что постоянно слышу, как в каком-нибудь благотворительном фонде подворовывают, какая-нибудь благотворительная акция не что иное, как пиар ее устроителей, что улучшивший качество жизни своих работников работодатель преследует политические цели. Все эти подозрения, конечно, могут оказаться правдивыми. Но даже какие-то тайные цели, имеющиеся у благотворителей, чаще всего не отменяют самого факта доброго дела. Особенно когда расписываться за это доброе дело приходится в сотне разнообразных бумажек, которые вынимает из портфеля явно отягченный образованием мужчина средних лет с безразличным выражением лица.