Моя дочь Варя уже целый месяц ходит в школьную подготовишку, а я совершенно не участвую в этом. Пару раз, придя домой поздно вечером и застав Варю уже укладывавшейся спать, я пытался спрашивать девочку, интересно ли ей в школе.
— Да я не помню! — отвечала Варя, демонстрируя эту фантастическую детскую способность забывать все непримечательные события и половину примечательных.
— То есть совсем ничего не помнишь? Какие хоть уроки были?
— Рисования не было,— Варя ходит в школу только ради грядущих занятий в художественной студии.
Почти целый месяц я никак в Вариной школьной жизни не участвовал, думал, будто школа Варю совершенно не интересует, и эта мысль была для меня индульгенцией.
Но однажды вечером, то есть часов через шесть после того, как девочка вернулась из школы, я пришел домой и застал Варю в печали. Варя объяснила мне, что в тот день на уроке они рисовали в квадратиках елочки и треугольнички, и она дважды ошиблась в треугольничках и дважды в елочках. Вероятно, это было какое-нибудь глупое тестирование, результаты которого школьный психолог на родительских собраниях докладывает с умным видом, но Варя расстроилась, и я полчаса утешал ее, что не в елочках, дескать, и не в треугольничках счастье.
В другой раз Варя рассказала мне, что на уроке они должны были нарисовать себя. Это, вероятно, тоже было какое-нибудь тестирование для грядущего родительского собрания.
— Я довольно хорошо себя нарисовала,— сказала Варя.— Особенно если учесть, что художественная студия у нас еще не началась и никто не учил меня рисовать мой портрет. Только я нарисовала себя не с косичками (Варя обычно ходит в школу с косичками), а с локонами.
На родительском собрании психолог, вероятно, скажет нам, что у нашей девочки завышена самооценка, занижена самооценка или как это там у них называется. А я спросил:
— Ты хотела бы ходить в школу с распущенными волосами?
— С распущенными волосами в школу ходить неприлично.
— Кто это тебе сказал? Бабушка?
— Бабушка, конечно. Она профессор и никогда не ошибается.
— Думаю, я мог бы помочь тебе переубедить бабушку, если ты хочешь ходить в школу с локонами.
— Не надо, папа. Бабушку не переубедишь. Лучше помоги мне переубедить меня.
В третий раз Варя вернулась из школы как раз тогда, когда я приехал из очередной командировки и принимал душ. Замок в ванной устроен у нас так, что снаружи его можно открыть отверткой. Я слышал, как, войдя в дом, Варя (вероятно, она увидела в прихожей мой чемодан) воскликнула:
— Папа приехал? Папа! Папа! Ты где? Ах, ты в ванной!
Сквозь шум воды я слышал, как Варя вламывается к деду в комнату, выворачивает дедовский ящик с инструментами, громыхает в поисках отвертки. Потом замок на двери в ванную открылся, и Варя вошла:
— Папа! Папа! Как хорошо, что ты приехал! Представляешь, мне поставили первую в жизни пятерку!
— Варенька,— я выглядывал из-за полиэтиленовой шторки.— Я очень рад, что ты у меня такая умница. Только я тут голый и весь в мыле. Давай я домоюсь, выйду, и ты мне подробно расскажешь все про свою пятерку.
— Нет, папа, я не уйду, пока ты не узнаешь, что первую в жизни пятерку мне поставили за буквы. За то, что я их все знаю, хотя сегодня в школе надо было знать всего четыре буквы: "а", "о", "л" и "м".
— Чудесно, мой хороший, можно я теперь помоюсь?
— Теперь можно. Только не забудь побриться.
— Думаешь, это обязательно?
— Это обязательно,— сказала Варя строго.— Я не люблю ежиков. А ты похож на ежика, и я не буду с тобой целоваться.
Через четверть часа за обедом я обсудил с девочкой ее первую в жизни пятерку и клятвенно обещал, что назавтра сам отвезу ее в школу.
Но следующее утро у нас было отравлено плесенью. Едва только я встал, отец принялся мне рассказывать, что, пока я был в командировке, в квартире над нами прорвало трубу отопления, что вся стена в Вариной спальне теперь мокрая, что за пару дней на мокрой стене выросла плесень и что совершенно невозможно девочке жить в своей спальне, пока стена не будет высушена и обработана противогрибковым спреем. Целый завтрак мы с отцом посвятили разговорам про антигрибковый спрей, и, только уже выйдя из дома, я заметил, что Варя не разговаривает со мной.
— Я тебя чем-то обидел? — спросил я девочку.
— Ты все утро разговаривал с дедом, как будто меня нет.
— Прости, пожалуйста. Мы разговаривали про плесень в твоей в комнате.
— Вот именно. А можно было все это время играть в Стича.
Стич, кто не знает,— это наш любимый с Варей плюшевый дракон. И все время, которое мы с Варей проводим вместе, мы играем в Стича. Я открыл дверь машины. Я посадил Варю на заднее сиденье и пристегнул ремнем безопасности. Я поцеловал девочку в лоб. Я дал ей нарочно для подкупа валяющуюся в машине жвачку. Варя молчала.
Я завел мотор и поехал. Варя сказала только:
— Поставь мне, пожалуйста, "Алису".
Я вставил в проигрыватель диск со сказкой "Алиса в стране чудес". Варя на заднем сиденье подпевала диску: "Догонит ли в воздухе или шалишь летучая кошка летучая мышь..." Я попытался подпевать вместе с Варей. Но девочка сказала:
— Папа, не пой. Ты все утро разговаривал с дедом, хотя можно было все утро играть в Стича.
Дальше я молчал. Девочка на заднем сиденье пела вместе с пластинкой: "Я рыбая мышь или мышная рыба..." А мне, честное слово, было очень грустно, что вот я впервые в жизни везу дочь в школу, и надо же было мне именно в этот день все утро разговаривать с дедом про плесень и противогрибковый спрей, вместо того чтобы играть в Стича.
Я припарковал машину около Вариной школы. Девочка вышла и сразу стала на паребрик (это такое петербургское слово, чтобы называть "бордюр"). Варя всегда ходит по паребрикам. Игра заключается в том, чтобы ходить по паребрикам и никогда не ступать на мостовую. Варя говорит, что примерно за год хождения по паребрикам натренируется и станет акробаткой.
Я вытащил из багажника Варин школьный рюкзачок, сшитый в виде красного медвежонка. Варя шла по паребрику, а я поднес к ней сзади мишкообразный рюкзачок и, прикоснувшись носом рюкзачка к Вариному уху, прошептал хриплым голосом, подобающим дракону Стичу:
— Варька, ты уже стала акробаткой или еще не стала?
— Стич, это ты, что ли? — не выдержала Варя.— Ты превратился в рюкзачок?
— Конечно, это я! А куда ты идешь?
— В школу,— серьезно ответила Варя.
— Зачем тебе в школу? Там разве дают что-нибудь вкусное?
— У папы спроси,— серьезно ответила Варя.
И я понял, что прощен.