Возмущена фэшн-критик Ольга Михайловская
"Дьявол носит Prada" — фильм, которого ждала вся глянцевая общественность. Ждала, потому что, по слухам, гениальная Мерил Стрип сумела обернуть всю историю дьяволицы главного редактора в свою, то есть Миранды Пристли, пользу. Говорили, что, дескать, Мерил Стрип просто в силу своего ума и таланта не смогла бы сыграть такое плоское и бессмысленное чудовище, каким предстает ее героиня в книжке Лорейн Вайсбергер. Однако чуда не произошло. Сценаристы просто изменили практически всю финальную часть и беспомощно попытались очеловечить Миранду, то есть позволили ей слабость, впрочем минутную. В остальном весь глянцевый мир в фильме остается таким же тупым и беспощадным, как в книжке, которая, увы, написана плохо и плоско.
По замыслу автора романа, который разделили и авторы фильма, провинциальная девушка Энди должна выглядеть жертвой этого страшного мира. Только вся ущербность и противоречивость позиции главной героини становится в кино жестче и объемнее. И, сказать по правде, вызывает куда большее раздражение, чем в книжке. Почему смазливая и претендующая на интеллектуальность девица, пожелавшая заполучить место, "за которое многие девушки готовы умереть", с такой наивной наглостью признается, что никогда не читала журнал, в который пришла работать, почему она говорит, что не собирается меняться из-за этой работы, почему, в конце концов, она использует эту чужую позицию для того, чтобы пробиться в другой журнал этого же издательского дома? Разве все это не противоречит нормам простой человеческой этики и логики в той же степени, что и поведение зловещей Миранды Пристли?
Она смеется над всеми "этими штуками", не видит разницы между двумя ремнями, не хочет носить каблуки, другими словами не хочет становиться частью системы. Как будто газета или журнал, в который она впоследствии устраивается, чтобы честно и неподкупно писать о профсоюзе мусорщиков, не заставит ее встроиться в свою систему, быть может еще куда более жесткую и жестокую. Другое дело, что глянец не только деспотично подавляет, но и обольщает.
Главный по обольщению в "Дьявол носит Prada" — Найджел, прекрасно сыгранный и очеловеченный (Stanley Tucci), второй человек в журнале после Миранды. Он наделен всеми нормальными человеческими эмоциями и более чем здоровыми представлениями о том, как должен быть устроен мир. Он толкает страстную речь о том, что такое этот журнал, он объясняет Энди, какие талантливые люди его делали, он произносит слово "искусство" применительно к журналу и даже позволяет себе сказать, что это больше чем искусство. "Здесь все умирают на работе — а ты просто зарабатываешь пенсию. Тогда уходи",— говорит он. Резонно. Если все так отвратительно, чего же сидеть и страдать? Но Энди не уходит. Она идет переодеваться. Переодеваться и преображаться полностью, чтобы стать частью системы. И стоит ей встать на каблуки и начать красить губы, как она немедленно начинает получать от этого явное удовольствие. Обольщение совершилось, но обольщаемая охотно ему поддалась. Вполне взрослая девушка, отчего же нам предлагается признать ее жертвой?
Непонятен и конфликт с друзьями и бойфрендом. Когда ее совсем негламурная подруга хватает подаренную сумку с животным криком "Это же Марк Джейкобс!", мы, вероятно, не должны ее осуждать? А бойфренд — он ведь тоже не диссертацию по философии пишет, а готовится стать шеф-поваром, то есть представителем более чем гламурной и вполне бездуховной профессии. Почему же он с таким презрением говорит "Ты стала одной из этих девиц"? Разве не этих девиц, одетых в Chanel и Prada, ему в основном и предстоит кормить?
Но все эти противоречия никого не смущают, роли расписаны, нюансы не допускаются. Те, кто пишет про красивую одежду и носит ее, глупы и ограниченны, умны же только те, кто пишет про мусорщиков и носит вытянутые свитеры. Невозможно даже допустить, что для того, чтобы увидеть разницу между двумя такими похожими голубыми ремнями, надо быть наделенным какими-то знанием и пониманием? А ведь, в конце концов, разницу между двумя черными квадратами тоже не всякий увидит.
В одной из важных для фильма сцен Миранда Пристли объясняет героине, откуда взялся лазурный цвет ее свитера: "И то, что мы пять лет назад опубликовали этот цвет, привело к тому, что ты вот теперь купила этот свитер". Лучше бы не покупала. А опубликовали цвет потому, что такое время наступило — воспевать лазурный цвет. А для кого-то наступило время для абстрактного искусства, а потом — для неоклассики, например. Во всем западном мире мода всегда была частью культуры, не нуждающейся в оправданиях и идеологических подпорках. И журналы мод, разумеется, тоже. И неудачная карьера в глянцевом журнале одной американской девушки не сможет поколебать позиции моды в мире искусства. И разве не благодаря общему интересу к миру моды неудачливая барышня стала знаменитой писательницей? Не то чтобы хорошей, но успешной.