На прошлой неделе вице-премьер Владимир Шумейко фактически дезавуировал
принятое 31 декабря прошлого года и уже изрядно нашумевшее постановление о
регулировании цен на многие виды продукции, назвав его "ошибкой аппарата"
(текст постановления см. в Ъ #1, стр. 25--26). Отметим, что подобные эскапады
никак не отвечают представлениям о взвешенной промышленной политике и
способны лишь дезориентировать предпринимателей.
Предусмотренные постановлением меры на первых порах могут вызвать целый ряд
неприятных последствий как для подпадающих под ценовое регулирование
предприятий, так и для бюджета. В то же время не исключено, что оно может
оказать и оздоравливающее воздействие на экономику. Попробуем разобраться в
слабых и сильных сторонах этого документа и оценить, в каком же направлении
он может быть переработан.
Что нам не нравится, и что нравится
Предпринятая новым правительством смена тактики ценового контроля через
ограничение рентабельности может иметь для российской экономики ряд весьма
любопытных последствий. В краткосрочном плане в отношениях между
предприятиями вероятно увеличение бартерных сделок. Это самый простой способ
на законных основаниях скрыть сложившийся в ряде случаев неоправданно высокий
(применительно к нормам постановления) уровень доходности производства. При
расчетах за продукцию предприятия станут показывать в отчетности новые цены с
рентабельностью в пределах ставок, а эквивалента в обмене станут добиваться,
варьируя количество обмениваемого товара.
Значит, постановление болезненно отразится на бюджете, недавно принятом в
первом чтении. Жесткое ограничение рентабельности значительной части
предприятий 25-процентным уровнем (против в среднем более 29%, принятых при
расчетах бюджета на 1993 г.) сузит доходную базу бюджета, причем как в части
поступлений от налога на прибыль, так и по линии НДС. При прочих равных
условиях общие потери для бюджета могут составить, по экспертной оценке,
порядка 580--620 млрд руб., а это около 15% инвестиционной программы года.
Пострадают и финансы предприятий. Реализация продукции по новым ценам, но с
учетом приобретенных ранее "дорогих" материалов дестабилизирует финансовые
балансы многих предприятий и резко обострит их потребность в средствах для
обслуживания текущих производственно-хозяйственных операций. Более чем
вероятно, что многие из них сразу поддадутся двум дьявольским соблазнам
прошлого года. Во-первых: "накрутить" и без того ныне избыточные издержки
производства, чтобы компенсировать ожидаемое падение массы прибыли и тем
самым подстраховаться от нехватки оборотных средств. Во-вторых: перекладывать
часть потребности в финансовых средствах для обслуживания текущей
производственно-хозяйственной деятельности с прибыли предприятий на кредитные
ресурсы ссудного фонда. Оба искушения повлекут немедленную иезуитскую
расплату, на выбор: платежный кризис или кредитная эмиссия.
Возможно еще одно довольно неприятное последствие кампании фронтального
ценового регулирования. С ее началом резко бледнеют уже и без того призрачные
надежды на получение сравнительно высокого дивиденда на средства, вложенные в
акции приватизируемых предприятий. До недавнего времени такая возможность еще
сохранялась: при удачном вложении средств можно было бы рассчитывать на
сравнительно высокую (насколько это возможно в инфляционной экономике)
доходность акций.
Впрочем, неприятно даже не это. Хуже то, что в ряде случаев крутые виражи
российского руководства перечеркивают уже принятые инвестиционные решения,
дестабилизируя и без того неустойчивый рынок ценных бумаг. В связи с этим не
исключено, что уже очень скоро может произойти отток финансового капитала из
некоторых, разом ставших непривлекательными, производственных сфер.
Однако эксперты Ъ отнюдь не склонны драматизировать негативные последствия
принятия постановления. К концу прошлого года рентабельность многих отраслей
обрабатывающей промышленности существенно снизилась: судя по имеющимся
косвенным данным, до 24--30% против 60--95% в I полугодии. Поэтому введение
ограничений на рентабельность для этих отраслей во многом лишь "узаконило"
сложившиеся к концу минувшего года уровни и отраслевые соотношения цен.
Кроме того, реализация постановления способна дать и некоторый
антиинфляционный эффект. Заложенные в нем нормы резко ограничивают
возможности выплаты зарплаты. Сейчас на себестоимость относится лишь четыре
минимума зарплаты, остальное выплачивается из прибыли. Если прибыль
ограничат, может случиться так, что ее на зарплату просто не хватит. Поэтому
пока, по крайней мере в I квартале, действует прежний 900-рублевый минимум,
рост зарплаты затормозится.
Чего ждать
Обращает на себя внимание еще одно обстоятельство, которое может оказать
серьезное влияние на экономику в целом. Речь идет о несогласованности
анализируемого постановления и его "предтечи" — постановления #576 от
11 августа 1992 г. "О государственном регулировании цен и тарифов на
продукцию и услуги предприятий-монополистов в 1992--1993 годах").
Напомним, действие "раннего" постановления также распространяется на
продукцию, подлежащую ценовому регулированию с начала текущего года. Причем,
что интересно, это постановление давало производителям реальный шанс "уйти"
от предельного уровня рентабельности. В частности, это становилось возможным
"при снижении себестоимости за счет внедрения ресурсосберегающих технологий,
снижения материалоемкости и трудоемкости продукции при сохранении
сложившегося в первом полугодии 1992 г. уровня цен и тарифов ,
потребительских свойств и качества продукции".
Впрочем, воспользоваться этой возможностью предприятия так и не смогли:
сентябрьское повышение цен на энергоносители вынудило их в очередной раз
болезненно приспосабливаться к новому масштабу цен. Еще более нелепым условие
сохранения уровня цен I полугодия 1992 г. выглядит применительно к "позднему"
постановлению. Оптовые цены с июня по декабрь выросли по меньшей мере в
4 раза, причем во многом по независящим от производителей причинам. И
требовать от предприятий сегодня вернуться к ценам I полугодия 1992 г. было
бы по меньшей мере абсурдно. Кроме того, "позднее" постановление резко
расширило круг предприятий, цены на продукцию которых теперь регулируются.
Предприятиям, которые ни сном ни духом не подозревали об ограничениях,
преспокойно проводили собственную ценовую политику, составляли планы,
разрабатывали проекты, теперь предлагают поработать себе в убыток. То есть
"позднее" постановление, по сути, имеет обратную силу, что не лезет ни в
какие правовые нормы.
Это упущение крайне досадно. В снижении себестоимости продукции сегодня
заключен колоссальный резерв реструктуризации и повышения эффективности
производства, т. е. по существу — предпосылки для выхода экономики из той
патовой ситуации, в которой она оказалась после "лечения" шокотерапией. По
экспертной оценке, доля избыточных ресурсов капитала только в действующем
производстве России сегодня достигает порядка 30--35%, а труда — как минимум
18--20%.
Поэтому есть все основания полагать, что если правительство будет
последовательно проводить политику ценового контроля, нестыковка двух
постановлений скорее всего будет устранена. В этом случае вероятен пересмотр
условий "Юрьева дня", то есть возврат к свободному ценообразованию в части
определения желаемой и возможной нормы прибыли.
Впрочем, некоторую интригу в историю с постановлением может внести намек
Шумейко на то, "что настало время ввести механизм регулирования цен путем
картельных соглашений" и посредством достижения компромисса между
производителями и потребителями продукции. Эксперты Ъ уверены, что подобного
механизма у нас сейчас быть не может, а упорствование в намерении его создать
способно выродиться в нечто подобное государственному замораживанию цен.
В классическом случае картель — добровольное соглашение производителей
однородной, или взаимозаменяющей продукции по распределению рынков сбыта и
проведению согласованной ценовой политики. Картельные соглашения
рассматриваются как мягкая форма монополии.
В промышленно развитых странах картели действительно использовались для
сдерживания роста цен в кризисные периоды. Однако эффективность
картелирования достигалась вовсе не путем компромисса между производителями и
потребителями, а в результате договоренностей между правительством и
ассоциациями производителей той или иной продукции.
У нас подобное вряд ли возможно. У российских директоров совершенно иной
менталитет, нежели у европейского промышленника. Как правило, наш директор —
назначенный сверху управляющий, находящийся под тотальным патронажем
начальства и имеющий о компромиссах в делах довольно смутное представление.
Со своей стороны, слабое правительство также не способно взвешенно сочетать
политику компромиссов и властные регуляторы. Поэтому при попытках
картелирования правительство либо переусердствует в намерении стать сильным и
авторитетным со всеми вытекающими для нашей действительности последствиями,
либо, что вероятнее, в очередной раз "прогнется" под промышленниками.
АЛЕКСАНДР Ъ-ВОДЯНОВ, АНДРЕЙ Ъ-ШМАРОВ