Отцы с Валерием Панюшкиным
Так получилось, что все выходные в прошлом месяце я проводил в командировках и оттого четыре недели не видел дочь. Она живет с бабушкой и дедушкой на даче, пользуясь тем, что все-таки еще более или менее лето и можно гулять каждый день по восемь часов в саду, мучить собаку, терзать кошку и собирать осыпающиеся в траву яблоки.
Из очередной своей командировки я вернулся в прошлый понедельник. Едва только самолет приземлился, я стал звонить Варе и говорить, что немедленно хочу ее увидеть, и провести с нею целый день, и целый день играть в дракона Стича.
— И привези мне пластилин, пожалуйста,— снизила Варя пафос.— Две пачки плавучего пластилина и одну пачку застывающего, а то я налепила тут ящериц, пегасов, микробика и целую кошачью семью, и пластилин закончился.
Я понятия не имел, чем отличается плавучий пластилин от застывающего, однако же приказчица в детском магазине, как выяснилось, прекрасно знает, что имела в виду моя дочь. Эта женщина выдала мне две пачки плавучего пластилина и пачку пластилина, застывающего в духовке, сказала, что этого девочке должно хватить на неделю, и взяла с меня денег столько, сколько положено государством у нас на среднюю пенсию для стариков.
Еще, приехав в московскую квартиру, я выяснил, что дедушка, бабушка и Варя не просто уехали на дачу, а уехали на моей машине. Я позвонил дочке сказать, что задержусь немного и что вообще мой приезд будет зависеть от расписания электричек.
— Поезжай лучше на такси,— посоветовала Варя.— Бабушка говорит, что ты все равно не умеешь ездить на электричке.
Но я решил, что нужно подать девочке пример скромности. Я приехал на станцию, тридцать минут искал билетную кассу, потом еще двадцать минут искал выход на платформу, наконец еще двадцать минут ждал поезда, чтобы в назначенное время увидеть, как моя электричка подъезжает не к той вовсе платформе, на которой я ее жду, а к параллельной, по ту сторону железнодорожных путей. Это была последняя электричка в нашем направлении перед четырехчасовым перерывом. И мне пришлось ехать на такси.
Я звонил Варе. Девочка говорила мне:
— Бабушка у нас профессор, она все знает и никогда не ошибается. Она же говорила, что ты не умеешь ездить на электричках, а ты не поверил и потерял столько времени, что я уже успела два раза посмотреть мультик про Спанчбоба.
Таксист подвез меня к самой калитке. Бабушка и дедушка деликатно удалились в дом, и калитку открыла мне Варя собственноручно. Одета девочка была в резиновые сапоги, замызганные спортивные штаны и куртку, которая и в прошлом-то году была Варе маловата, а в этом году рукава едва доходят до локтей.
— Папа! — восторженно прокричала Варя, раскрыла мне объятия, вспрыгнула мне на шею, поцеловала меня в щеку и тихонько прошептала на ухо.— Пластилин привез?
Я привез пластилин. И плюшевого дракона Стича, в которого мы с Варей все время играем, я привез тоже. Так что у меня не было возможности узнать, радуется ли Варя мне, пластилину или плюшевому дракону Стичу. Пластилин Варя немедленно спрятала. Причем от себя самой. Варя сказала, что пластилин должен быть спрятан подальше, иначе она слишком быстро его израсходует. А с драконом Стичом (в моем исполнении) и драконом Тарапаларопом (в исполнении Вари) мы пошли в сад и стали играть в прятки.
Про все считалки Варя знает, с кого надо считалку начать, чтобы мой Стич водил, а ее Тарапалароп прятался. Иногда Варя использует в качестве считалки алфавит и тоже прекрасно знает, что из двоих играющих водить выпадает тому, с кого начинаешь считать.
— "А",— Варя тыкала пальчиком мне в грудь,— "бэ",— Варя указывала пальцем себе в нос.
Буква "я" приходилась на меня, и водить выпадало мне.
— Ты начинаешь считалку всегда с меня,— возмутился я.— И поэтому я всегда вожу. Так не честно.
— Пожалуйста,— девочка пожала плечами.— Давай начнем считалку с меня.
Неожиданным образом, хоть на этот раз Варя и начала с себя, водить все равно выпало мне. Девочка просто выпустила из алфавита букву "е", заявив, будто эта буква необязательная.
Мы играли часа два. Варя смотрела, как я со Стичом в руках лазаю по кустам и ищу притаившегося где-то в ветвях Тарапаларопа. Она смотрела и счастливо смеялась. И бабушка говорила мне, что будто бы однажды спросила Варю, отчего та так счастливо смеется. А Варя будто бы ответила: "Я смеюсь, потому что люблю тебя". И, честно говоря, мне приятно было думать, что вот я лазаю по кустам, а девочка моя смеется счастливо оттого, что меня любит.
Наконец я взмолился, что не могу больше лазать среди кустов, и Варя милостиво повела меня показывать, как она научилась карандашом на листьях каприфоля записывать "всем давно известную японскую песню про Кенси". Девочка отрывала листья, быстро-быстро чертила на них карандашом каракули, похожие на иероглифы, и напевала песенку, весьма похоже подражая японскому языку. Когда очередной листок заполнился иероглифами, Варя сказала:
— Повтори.
— Я не могу повторить,— отвечал я голосом Стича.— Я не понимаю иероглифов.
— А вот я сейчас воткну тебе в нос карандаш, и ты станешь понимать все иностранные языки, и даже язык птиц.
С этими словами Варя воткнула в нос дракону карандаш, и я порадовался, что это все-таки Стич, а не я должен был читать японскую песенку с листа каприфоля.
Потом мы обедали, и Стич хлебал борщ из Вариной тарелки. Потом мы играли в футбол, и условие игры было такое, как будто Стич превратился в футбольный мяч и кричит каждый раз, когда бьешь по нему ногой или закидываешь его в крапиву. Потом мы полдничали, и Стич откусывал от Вариной шоколадки. Потом Варя слепила из плавающего пластилина маленького Стичонка, очень похожего на Стича. Воспоследовала трогательная сцена встречи отца и сына. Потом мы ужинали. Стич разжигал огонь на улице, потешно лазал в огонь и потешно жарил на углях мясо. После ужина Стич долго уговаривал Варю не ходить купаться, потому что в ванне можно промокнуть так катастрофически, что потом придется двое суток сохнуть на батарее.
— Глупый ты, Стич,— говорила Варя нежно.— Это тебе нельзя купаться, потому что ты плюшевый. А мне можно купаться, потому что я кожаная. Меня можно намочить, а потом вытереть, и ничего мне не будет.
Надо сказать, что весь день, чем бы мы ни занимались, Варя счастливо смеялась. Часов в десять вечера, после того как Стич почитал Варе на ночь сказку, девочке пора было спать, а мне пора было ехать в город, чтобы с утра отправиться на работу. Я наклонился над Варей, чтобы поцеловать ее. В руках у меня был дракон Стич. Отпустив мне некоторое время на поцелуй, Варя обняла Стича у меня в руке и поцеловала Стича и, нежно глядя ему в дурацкие выпученные глаза, сказала.
— Я люблю тебя, Стич. Возвращайся скорее.