В свое время историк Карл Виттфогель, пытаясь объяснить, как возникал азиатский деспотизм, предложил термин "ирригационная экономика". Будучи марксистом, Виттфогель нашел деспотизму материальную причину — каналы. Ирригационное земледелие требует координированных усилий множества людей, отсюда и деспотия, а когда дождик падает с неба, как в Европе, координации не нужно, и азиатский способ производства не возникает.
Объяснение это, конечно, несколько прямолинейно. Например, в Голландии каналы были, а госсобственности и деспотизма не было. Или возьмем ту же Месопотамию, которая от Геродота и до Буша считалась землей всяких Навуходоносоров и Хусейнов. Тысячи за полторы лет до Геродота Междуречье было усеяно городами-государствами типа Ура, Урука или Лагаша, государственный строй которых был схож скорее с греческими полисами или средневековыми европейскими коммунами. Но богатые города эти либо вызывали аппетиты диких завоевателей и поглощались огромными протяженными царствами, либо, сопротивляясь завоеванию, передавали власть в руки военного вождя, который не торопился с ней расстаться после победы. Через полторы тысячи лет, к моменту расцвета полисов, Междуречье превратилось из страны городов-государств в деспотию; путь, который, кстати, сама Греция (от Афин до Византии) прошла в куда более короткие сроки.
И тем не менее канал как элемент монопольной инфраструктуры является если и не причиной деспотизма, то хорошим его катализатором. Неслучайно почти каждый деспот, от Нерона до Сталина, обыкновенно строил свой Беломорканал.
Каналы в Египте — как газопровод в современном обществе. Или наоборот: сети-монополисты нашей цивилизации — это как каналы времен ирригационной экономики.
И в этом смысле необычайная приверженность президента Путина Идее Трубопровода — показательная. Трубопровод — наше все. Трубопровод строят в Германию и в Японию. Альтернативным трубопроводом грозят европейцам, если они не продадут "Газпрому" сети. И сами те сети — будь ли то уже прирученные немцы или еще не купленная "Сентрика",— предмет нежнейшей заботы. Странное впечатление производит российский президент, который в Петербурге, куда не приехал никто из мировых лидеров, самую заметную часть своей речи, транслируемую по всем телеканалам, посвящает пожеланиям о том, чтобы "российские инвесторы не сталкивались с проблемами... за рубежом" и чтобы в других странах "установили четкие правила по инвестициям в стратегические отрасли". И это в то время, когда Дойче банк и Дрезднер банк прощупывают Уайтхолл на предмет продажи все той же злосчастной "Сентрики".
Но в том-то и дело, что монопольные сети, всегда вносившие внерыночный элемент в экономику любой страны XX века, устаревают на глазах. И захватывать газовые сети для подчинения себе мировой экономики — это как в эпоху мобильной связи скупать телефонные линии. Сейчас в мире еще не существует единого мирового рынка газа. Их по крайней мере три: европейский, американский и восточноазиатский. Но по мере развития технологий сжижения газа (а перевозки СПГ уже выгодны при расстоянии свыше 2 тыс. км) этот рынок неизбежно возникнет, как рынок нефти, и тогда наши трубы будут нашими оковами — а не оковами Европы.
Рынок альтернативных технологий стремительно развивается: Швейцария почти не потребляет газа, Канада вовсю пользуется солнечными батареями, и не так давно в фильме "Миссия невыполнима-3" нам продемонстрировали замечательную сцену, свидетельствующую о том, что в Голливуде уже поняли то, чего еще не поняли в Кремле. Сцену погони двух вертолетов на бескрайнем поле с огромными ветряками.
В этих условиях российский газ вполне мог бы занять свою нишу: но как занять нишу на рынке тому, кто не хочет действовать по правилам рынка? Кто придет в супермаркет, вообразивший себя Капитолием и на этом основании требующий покупки абонемента на вход и совершения земных поклонов перед продавцом?
Трубопровод — это не просто экономика. Это даже не политика. Это способ мышления. Пригласите в Давос воскресшего фараона — и он попросит продать ему Ла-Манш.