премьера театр
Театр "Школа драматического искусства" показал премьеру спектакля "Каменный гость, или Дон Жуан мертв" в постановке Анатолия Васильева. Скорее всего, это последний спектакль режиссера, поставленный им в знаменитом на весь мир подвале на Поварской улице. Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
При входе в театр критикам помимо обычных контрамарки и программки вручали два сложенных листка бумаги. Копии приказа московского комитета по культуре, первый — об увольнении Васильева Анатолия Александровича с должности художественного руководителя театра "Школа драматического искусства" (см. Ъ от 30 марта), второй — о выплате означенному в первом приказе Васильеву А. А. трех средних месячных заработков за досрочное расторжение с ним трудового договора.
Можно сколько угодно высокомерно презирать взаимосвязи между обыденной скверной и художественным произведением и этим высокомерием неумно упиваться. Конечно, господин Васильев обдумывает и репетирует свои спектакли годами, так что премьера в де-юре уже отобранном у него зале на Поварской (где рождалась "Школа драматического искусства") с текущими событиями в театре напрямую связана быть не может. Но поди же отвертись от банального чувства, что не просто так спектакль Анатолия Васильева исполнен отчаяния и горечи, что не по одной только творческой прихоти мастера кончается он вариацией на тему офорта Гойи "Сон разума рождает чудовищ".
Спору нет, народным массам театр Васильева не нужен. Он давно не лавирует между буржуазным театральным производством и честными экспериментами. Как бы красиво и изящно ни выстраивались им сценические композиции в белом пространстве, сегодняшний метод режиссера противоречит всем обыденным законам создания театрального продукта. Исполнители здесь не разыгрывают сюжеты и не "создают образы", не вступают в обычные диалоги и не следуют жанровой логике. Они, как и в предыдущем спектакле Васильева "Илиада. Песнь двадцать третья", переживают и преобразуют само пространство.
Драматический спектакль "Каменный гость, или Дон Жуан мертв" состоит из двух действий, оперы и балета. Впрочем, и опера Даргомыжского по трагедии Пушкина, ставшая основой для первого акта, и пластические вариации на темы гойевских "Капричос", придуманные Константином Мишиным, к собственно опере и балету имеют опосредованное отношение. "Каменный гость" здесь не только поют, но и проговаривают — мужская декламация под звуки рояля причудливо соединяется с далеко не каноническим женским пением в первых трех частях: Лаура то и дело по-кабацки подвывает, донна Анна нещадно сдавливает собственный голос и балуется тесситурами. Дон Жуана в каждой из сцен изображают разные люди, одетые в черное, и лишь в заключительной сцене оперы, переложенной для струнного ансамбля и фортепиано, появляются профессиональные певцы.
Правда, ноги у них погружены в зеленоватые аквариумы, а стерильную гармонию сцены, перспективу которой образуют тонкие белые арки, нарушают похоронные принадлежности: с балкона на веревках спускают гроб, для которого в глубине сцены уже приготовлено отверстие в полу, а вослед останкам на хорошо отполированный паркет летят, как положено грустным обрядом, комья черной земли и россыпь ярко-красных гвоздик.
Чтобы уяснить композицию спектакля, следует заглянуть в программку. В перечисление сцен вмонтированы цитаты из "Божественной комедии" Данте, причем Анатолий Васильев заставляет зрителей совершить путешествие в обратную сторону, из рая в ад. Очевидно, что адом служит вторая часть вечера. Никаких чертей и жаровен, конечно, в спектакле нет. Одетые в бледно-зеленые костюмы и оттого напоминающие гусениц мужчины и женщины томительно долго извиваются в весьма замысловатых, будто обволакивающих сам воздух вариациях. На руках у мужчин — перепончатые черные крылья летучих мышей, и их становится все больше и больше. Длится неприятный "балет" гораздо дольше, чем позволили бы не только правила театральной композиции, но и законы милосердия по отношению к публике, уже четвертый час сидящей на строгих деревянных скамьях.
Впрочем, некоторое зрительское изнеможение наверняка входит в режиссерский план Анатолия Васильева. Он не хочет, чтобы зритель уходил из его театра воодушевленным: какое там воодушевление, есть речь в "Каменном госте" идет о гибели. Не отдельно взятого дон Жуана, а всего мира. О вырождении и деградации, о подмене гармонии страстей нескончаемой низменной возней. Режиссер, разумеется, не пророчествует и не предупреждает, для этого у него слишком много опыта и вкуса. Он делится своим глубоко трагическим восприятием мира. Которое, впрочем, вовсе не исключает насмешки и даже самоиронии. В программке уже после подписи постановщика приведены слова Сганареля из мольеровского "Дон Жуана". Слуга сокрушается о гибели господина: "...Не повезло только мне. Мое жалованье, мое жалованье, мое жалованье". А у нас жалованье всегда выплачивают. Иногда даже в тройном размере.