До обнародования результатов выборов трудно судить, в какой степени в ходе предвыборной кампании ослабляются мыслительные способности избирателей. Что же до политиков, то предварительные оценки вполне возможны уже сегодня. Бывший министр юстиции Николай Федоров отметил, что "давным-давно пора усовершенствовать процессуальное законодательство о защите свидетеля", и сделать это "элементарно просто". Федорова поддержал его вождь Николай Травкин, призвав президента "написать указ об освобождении свидетеля от ответственности".
Травкин и Федоров говорят о несколько разных вещах. Предлагаемое Травкиным "освобождение свидетеля от ответственности" представляет собой род сделки: человек освобождается от уголовного преследования в обмен на дачу чистосердечных показаний. Федоров же говорил о более общей норме, предусматривающей гарантии от преступной мести не только освобождаемому от ответственности фактическому подельнику, но и сугубо невиновному свидетелю. Защита свидетеля заключается в том, что государство дает ему возможность как бы раствориться и под новым именем, с новыми документами начать новую жизнь на новом месте — иногда дело доходит даже до пластической операции. Обустройство новой жизни предполагает и значительные расходы со стороны государства, и весьма четкую работу правоохранительных органов — если они не в состоянии обставить переход в новую жизнь с идеальной секретностью, свидетель делается потенциальным трупом, а смена имени теряет всякий смысл. Именно практические трудности были причиной того, что эффективную защиту свидетеля удалось ввести лишь недавно, хотя проблема в тех же США остро стояла еще с 20-х годов. Бывшему главе Минюста странно не знать реальные возможности наших правоохранительных органов, и уверения, что сделать это "элементарно просто", производят странное впечатление.
ДПР делает ставку на борьбу с преступностью, а Григорий Явлинский предпочитает бороться с безнравственностью. По его мнению, невозможность альянса с "Выбором России" объясняется тем, что министры не понимают простейших нравственных истин. "Разве эти люди не чувствуют, что выборы так, как они проводятся, они несправедливы?.. Почему мы должны присоединяться к этому, почему мы должны быть такими же?" — спрашивает Явлинский.
"Присоединение к этому" фактически имеет место и выражается в участии в несправедливых выборах наряду с "Выбором России", из чего, однако, по общему мнению, никак не следует, что Явлинский стал "таким же", как Гайдар. Однако пикантность аргументации в том, что за совершенно несправедливые, по мнению Явлинского, выборы, очевидно, немалую долю ответственности несет автор избирательного закона Виктор Шейнис, баллотирующийся от блока Явлинского под девятым номером — так что риторический вопрос главы избирательного объединения логичнее было бы задавать в ходе формирования общефедеральных списков блока.
Нравственность вообще делается любимым делом многих политиков. Представитель ПРЕС Константин Затулин констатирует: "Дети растут в убеждении, что политика — грязное дело. Я-то пошел в политику, чтобы доказать, что политику можно делать с чистыми руками". Строго говоря, послужной список Затулина (руководство оперотрядом МГУ, т. е. охота на пьянствующих и блудодействующих студентов; обвинения в былых связях с КГБ, способствовавшие разводу с Явлинским, сомнительная роль в проведении квартирной лотереи "Москва и москвичи", оказавшейся панамой чистой воды, предвыборно-благотворительные траты, сильно превышающие объявленный в добровольной декларации уровень доходов) не создает впечатления, что мы имеем дело с адамантом добродетели — разве что Затулин духовно переродился, и его проповеди относятся не к ветхому Затулину, а к Затулину обновленному. Возможно, длительная дружба Затулина с Явлинским переродила предпринимателя в том смысле, что приохотила его к произнесению нравственных проповедей, и, разругавшись с учителем, Затулин решил конкурировать с ним на его любимейшей ниве. В итоге конкуренция приобретает чисто литературный характер: покуда сам Явлинский изъясняется в духе гоголевских "Выбранных мест из переписки с друзьями", Затулин вживается в роль выведенного во втором томе "Мертвых душ" благодетельного откупщика Муразова.
Отмечая свою приверженность нравственности, еще один лидер "яблока" — посол России в США Владимир Лукин — видит, что носителем всемирной угрозы вслед за интернациональным коммунизмом сделался интернациональный демократизм, и отмечает: "недаром наши нынешние самые крутые радикалы — вчерашние политруки и преподаватели марксизма-ленинизма".
Разоблачение интернациональных напастей — хлеб патриота, и поскольку Лукин сам объявил себя просвещенным патриотом, тут претензий к нему быть не может. Проблема скорее в том, что слово "просвещенный" вроде бы должно иметь значение в духе английского sophisticated — т. е. не простой, как валенок, а в чем-то изысканный. Между тем сведущесть Бурбулиса в марксистско-ленинской философии уже настолько отыграна и даже заезжена Русланом Хасбулатовым и Николаем Травкиным, что говорить о какой-то лукинской sophistication оказывается затруднительно. Наиболее же загадочный элемент лукинской диатрибы — то, что анафема преподавателям марксизма-ленинизма звучит из уст видного сотрудника журнала "Проблемы мира и социализма", а впоследствии обществоведа-марксиста из Хлебного переулка (где находится Институт США и Канады). Вероятно, свою роль сыграло естественное презрение столичных марксистов к провинциальным последователям всепобеждающего учения.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ