Представляя новую российскую военную доктрину, военный министр генерал Грачев подчеркнул, что "кроме содействия органам внутренним дел РФ, на вооруженные силы РФ могут быть возложены задачи... содействия другим силам в охране... важных государственных объектов, в борьбе с терроризмом".
Преодоление "тбилисского синдрома" (т. е. стремления армии к самоустранению от борьбы с внутренним неприятелем) закрепляется и на доктринальном уровне — на армию прямо возлагаются определенные полицейские ("жандармские", как говорили в начале века) функции. Следует, впрочем, отметить, что Грачев говорил лишь о "содействии другим (т. е. собственно полицейским. — Ъ) силам", разумея, очевидно, что армия может привлекаться к полицейским задачам в случае, когда сама полиция с ними не справляется. Весьма важная оговорка делается, однако, не столь важной, если учесть, что, судя по опыту последних лет, полиция не справляется решительно ни с чем, и, следственно, соблазн возлагать на армию жандармские функции будет возникать постоянно.
Если власть регулярно соблазняется использовать армию для решения внутриполитических задач, армия начинает соблазняться мыслью о том, что хорошо бы военным самим себе ставить внутриполитические задачи. Член президентского совета Андраник Мигранян полагает, что армия "при очередном глубоком кризисе власти попытается выступить в качестве самостоятельной политической силы, претендующей на всю полноту власти".
Хотя сегодня Мигранян с гордостью подчеркивает, что изъясненная им еще в 1988 году теория "просвещенного авторитаризма" как необходимого этапа на пути от тоталитаризма к демократии оказалась прямо-таки всепобеждающим учением, отныне создатель всепобеждающего учения переносит акценты и указывает, что роз без шипов не бывает, причем шип в виде латиноамериканской традиции "пронунсиаменто" (т. е. военных переворотов) — довольно колючий. Рассуждения об "очередном глубоком кризисе власти", в ходе которого генералы могут начать играть сами за себя, возможно, являются чисто абстрактной спекуляцией на тему "отчего не воровать, коли некому унять". Возможно, Мигранян в думах о генерале Павле Грачеве погрузился в латиноамериканскую историю и вспомнил более конкретные детали — типа той, что удачливый путчист генерал Аугусто Пиночет до того, как стать удачливым, был необычайно верен президенту республики и пару раз подавлял путчи своих менее удачливых коллег.
Новые веяния (или слухи о таковых) царят и в другом классическом министерстве. Новоназначенный замминистра иностранных дел Сергей Крылов, курирующий кадровые вопросы, сообщает: "Все разговоры о 'железной руке' и готовящихся чистках — домыслы... Впрочем, — присовокупляет Крылов, — у меня есть свои представления о том, какой должна быть кадровая политика", — в связи с чем восхваляет "здоровый консерватизм" в кадровых вопросах.
Начавшиеся после 4 октября разговоры о чистках в МИД (и по дипканалам широко пошедшие за границу) могли объясняться нечистой совестью дипработников. В 1992-1993 гг. из МИД шла непрерывная утечка весьма конфиденциальных документов, часть которых, минуя официальные каналы распространения, оказывалась в руках Хасбулатова, часть — и вовсе на страницах газеты "День", каковые утечки и публикации сильно подрывали авторитет не только Ельцина и Козырева, но и самой державы, дипломатическое ведомство которой не было в состоянии обеспечить первейшее требование дипломатической службы, а именно — конфиденциальность переговоров. Вряд ли документы похищала нечистая сила, скорее это делали сами российские дипломаты, весьма своеобразно понимавшие требования лояльности к своему правительству. В этом смысле какие-то кадровые чистки, имеющие целью остановить утечку документов, вероятно, являются мерой, необходимой для того, чтобы не превращать МИД РФ в международное посмешище. Другое дело, что собирается конкретно предпринять Крылов, который — как истинный дипломат — изъяснился в высшей степени округло. "Здоровый консерватизм" можно понять в смысле необходимости строго соблюдать консервативные требования конфиденциальности и лояльности и избавляться от тех, кто им чужд, а можно и в смысле сохранения нынешнего оригинального status quo.
Но, возможно, именно разговоры о кадровых чистках в МИД (наряду со всем прочим, разумеется) привели яблочного вождя Григория Явлинского к суждению о том, что "страна тихо идет к мягкому тоталитаризму", каковому должны противостать люди, "не запятнанные политической деятельностью", т. е. представленные в яблочных избирательных списках.
Мысль Явлинского о том, что политическая деятельность пятнает (т. е. порочит) человека, не нова: наряду с прочими великими пророками (Будда, Лао Цзы, гр. Л. Н. Толстой) недавно ее высказывал и председатель ВС РФ Р. И. Хасбулатов, отметивший, что "политика — дело грязное". В случае, если лидеры блока взаправду прониклись идеалом неделания и бесстрастия, им естественно было бы включить в избирательные списки преимущественно схимонахов-иноков, по крайности — скромных тружеников, ни в каких политических склонностях не замеченных. Вместо этого мы обнаруживаем в них дипломатических служащих высокого ранга (посла РФ в США Лукина, замминистра иностранных дел Адамишина), видных парламентариев (бывш. председателя комитета по иностранным делам ВС РФ Амбарцумова), наконец самого Явлинского, служившего и при Рыжкове, и при Ельцине, и при Горбачеве, а более года назад объявившего о своем желании домогаться президентского кресла, т. е. в высшей степени запятнавшего себя (наряду с вышеупомянутыми в прочих отношениях вполне достойными лицами) активной политической деятельностью. Таким образом, предложив верное средство от тоталитаризма, Явлинский, вместо того чтобы реализовать его, отказавшись от дальнейшей политической деятельности, вдруг отдался ей с удвоенной энергией, толкая таким образом страну и далее в тоталитарные объятия. Впрочем, двусмысленность ситуации тем не исчерпывается. Явлинский, как человек отставной, волен ставить стране и ее правительству любой диагноз — не то с его соратниками по блоку. Из речей лидера следует, что высокопоставленные дипломаты Адамишин и Лукин находятся на службе у режима, ведущего страну к тоталитаризму, причем, вместо того чтобы с негодованием подать в отставку, продолжают помогать режиму в его негодном деле, что вполне противоречит объявленной ими, как членами блока, предвыборной программе.
Запутавшие Явлинского и его потенциальных избирателей логические противоречия огорчительны, но объяснимы. Борьба с тоталитарным режимом, который, маскируя свою тоталитарность, относится к своим критикам с показным безразличием, порождает острую проблему конкуренции: чтобы опередить соперников по борьбе с тоталитаризмом, последний надо обличать горячее всех, а в конкурентной горячке не всегда удается сообразовывать свои высказывания с требованиями некоторой осмысленности. В данном отношении Явлинского существенно превзошел парижский правозащитник Петр Егидес-Абовин, который вместе с московскими правозащитниками (бывш. директором агентства "Постфактум" Павловским, сотрудником Горбачев-фонда Фурманом и др.), собравшись сформировать Движение защиты демократии и гражданских прав, предлагает в качестве первоочередной меры "браться снова за самиздат... за тамиздат".
Феномен "самиздата" в полной мере является порождением "догутенберговской эпохи", как определила свое время Анна Ахматова: когда доступ к типографскому станку является абсолютной монополией режима (сам отчаянный призыв Егидеса-Абовина легально отпечатан в типографии "Известий"), вольная мысль распространяется в кустарных списках. "Тамиздат" является следующей, более продвинутой фазой "самиздата": рожденные в несвободной стране рукописи с немалым риском и ухищрениями переправляются через границу, чтобы затем уже в виде печатного текста и опять нелегально вернуться на родину. Сколь можно судить, сейчас в самом деле несколько затруднено легальное печатание текстов с призывами к насильственному низвержению существующей власти, отчего можно было бы по образцу ленинской "Искры" наладить доставку транспортов с соответственного свойства призывами из-за границы, хотя сам Ленин, вероятно, был бы сильно удивлен, узнай он, что такого рода деятельность отныне велено именовать правозащитной.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ