Weekend

02.06.2023, 00:02

Промежуточные результаты

Лучшие из межсезонных коллекций

С конца апреля по конец мая межсезонные коллекции — и связанные с ними выездные шоу — обрушились на нас потоком, от которого мы немного отвыкли. И среди этого потока было как минимум несколько коллекций, которые дают повод не просто сказать «жизнь вернулась так же беспричинно, как когда-то странно прервалась», но и поговорить про то, кто и как работает с современностью.

Текст: Елена Стафьева

Межсезонные коллекции — pre-fall и cruise, он же resort,— шли в этот раз буквально чредою: кто-то показывал пре-фолл, кто-то круиз, а кто-то и то и другое, как, например, Louis Vuitton, с разницей всего в несколько недель. Сам формат межсезонных коллекций предполагает прежде всего маркетинговый эффект: сделать красивый лукбук, про который напишут и журналисты и блогеры, выпустить какие-нибудь эффектные сумки и обувь, которые клиенты раскупят в ожидании основной коллекции, а для больших брендов еще и устроить грандиозное шоу с выездом в какие-нибудь экзотические места и вывозом всяческих селебрити — никаких прорывов и достижений с точки зрения силуэта, стиля и пр. тут обычно не ждут. Но в истории новейшей моды были случаи, когда межсезонные коллекции становились не просто маркетинговым инструментом, но пространством настоящей творческой работы — с объемами, кроем, вообще силуэтом. Так было, например, у Фиби Файло в Celine, где ее круизы и пре-фоллы были часто эффектней, чем основные, сезонные,— вероятно, потому, что в них для нее было больше свободы и меньше давления.

И так, возможно, будет сейчас с Матье Блази в Bottega Veneta. Это первая коллекция, в которой четко виден тот новый стиль, который он, Блази, сделал уже самостоятельно, а не под началом Дэниела Ли, с которым он работал в Bottega. Тут, конечно, опять возникает звонкое имя Фиби Файло — потому что оба они работали у нее в Celine и оба многому у нее научились. И эта школа Файло очень видна в Bottega Veneta Pre-Fall 23 — но, что самое показательное, вторичность этой коллекции не делает ее хуже — только лучше.

Матье Блази много и прямо цитирует Фиби Файло. Огромная длинная шуба под пояс с шлепками или с худи под ней — типичный лук Фиби Файло; ее же типа платья со сдвинутой вверх линией талии и странными складками на ней, добавляющими всему силуэту трогательности, и с высокими узкими сапогами; также любимые Фиби расклешенные юбки до колена с расклешенным же свободным верхом, ее любимый трикотаж лапшой, не говоря уже о длинном черном платье на бретелях, облегающем вверху и разлетающемся фалдами внизу, или тренч с отлетной кокеткой сзади, переходящей в плащ.

Но все это не вызывало ни малейшего раздражения, а только радость узнавания и гордость за хорошо усвоенные уроки — потому что этот человек не просто цитирует, но очень хорошо понимает, что он делает и чего хочет добиться этими цитатами, а главное, имеет собственное видение. В нем, в этом видении, по-прежнему есть оверсайз (он все еще один из ключевых элементов современного силуэта), но он, за исключением нескольких пиджаков, шуб и широченного белого дождевика-одеяла, везде очень аккуратный — это не нечто огромное, с мужского плеча, а то, что не обтягивает, не прилипает к телу, отстает от него на необходимое расстояние, но не скрывает полностью. И Блази практически не играет в гендерные игры — женское у него вполне женское, и даже местами женственное, а мужское отчетливо мужское, хотя и то и другое совершенно далеко от тех старых, патриархальных женственности и мужественности и отчетливо современное. И вся эта его работа с объемами и силуэтом в целом очень изящна, очень тонка, и все ее части так хорошо подогнаны и так крепко прилажены друг к другу, что в итоге получился настоящий стейтмент новой Bottega, которую все теперь будут любить еще пуще прежней.

Тут сразу надо сказать еще об одной коллекции Pre-Fall 23 — о Balenciaga. Почти целиком черная и только местами серая с некоторыми красными и сиреневыми всполохами яркого цвета, она как раз была радикальной — если оверсайз, так уж оверсайз, как любит Демна Гвасалия, огромный, а если уж узко, то уж буквально мало на пару размеров. Радикально расчлененные силуэты пиджаков, курток, тренчей и пальто, будто бы обрезанных или подвернутых на глаз, без всякого соблюдения пропорций,— и крошечные плюшевые олимпийки-худи, суперузкие и суперкороткие, закрывающие только половину торса. Но даже и тут были аккуратные ветровки и шорты — на супероверсайз и не супермини, тех объемов, которые еще пару лет назад казались безнадежно устаревшими, а сейчас начинают казаться довольно свеженькими в этой своей аккуратности. Ну и на пространстве очень компактной, в 30 луков, коллекции сглаживается прямолинейность и даже некоторая грубость приемов Гвасалии, и это очень способствует ей к украшенью.

А вот только что показанный круиз Balenciaga как раз не был радикальным (махровые полотенца, обернутые вокруг талии моделей под длинными пальто, мы, конечно, за таковой не держим). Это был уже добротный и практически конвенциальный баленсиаговский стиль: огромные пиджаки и фирменные гвасалиевские пиджаки с резкими прямыми плечами, узкой талией и вздутыми боками, длинные тяжелые пальто, худи, люрексные платья и нарочито нелепая обувь. Но в том, как Гвасалия использует очень длинные очень объемные дутые пальто — белое или красное, например — в качестве больших оперных кейпов, которые так изумительно делал сам Баленсиага, была красота, настоящая и современная. Как и в том, как тяжелые черные дутые пальто сочетаются со шпильками и плоскими узкими клатчами — и составляют вместе вечерний театральный лук, чтобы ехать в дождь на метро на другой конец города. Он это делает не первый раз, конечно, и вообще на этом свой успех в Balenciaga и построил — но в этот раз получилось эффектно.

Среди коллекций круиза/ресорта отчетливо выделяется работа дизайн-студии Gucci — новый художественный директор бренда Сабато Де Сарно покажет свою первую коллекцию только в сентябре, а пока коллекции делает оставшаяся от Микеле студия (которая уже, возможно, обновлена, но все-таки). И делает очень неплохо — по крайней мере, в них чувствуется больше современной энергии, чем в последних коллекциях самого Микеле, которые были уже довольно инерционными и даже вымученными. Тут осталось и воспоминание о Микеле — винтажный фиолетовый жакет миланской синьоры, без воротника и с двумя рядами золотых пуговиц, но с узкими велосипедными шортами; или длинное атласное травянисто-зеленое платье, или аккуратный розовый спенсер, или меланжевый трикотажный костюмчик с юбкой и поясом-цепью и, конечно, разлетающийся сиреневый шифон на алом подкладе, очень микелевское цветосочетание. Но в то же время тут уже совершенно другие объемы и другой способ работы с ними — резко и остро порезанные на отдельные блоки и подчеркнуто угловато составленные из них силуэты, много спортивного и опять же совсем немного гендерной игры — с парнями в блузках, у Gucci, выведшего их когда-то на подиум, похоже, уже покончено. Вообще, работает дизайн-студия очень слаженно, и хотя понятно, что бренд уровня Gucci никак не может обходиться без первого лица, но опыт бренда Ann Demeulemeester, несколько лет существовавшего на вполне достойной коллективной работе студии, а затем нанявшей молодого хайпового Людовика де Сен-Сернена и распрощавшегося с ним после первой же коллекции, говорит нам, что иногда лучше все оставлять, как оно есть.

И еще один круиз, которым хотелось бы закончить,— это Louis Vuitton Cruise 24. И сказать тут надо, конечно, о Николя Гескьере и его эволюции. Гескьер, один из главных фэшн-дизайнеров нынешнего поколения 50-летних, был тем, кто вообще придумал современный способ создания модной одежды — современные представления о красоте, лишенной всякой гладкости и красивости, о женственности без всякого сексапила, об историчности без всякого нафталинного подобострастия и, главное, о том, как с помощью исключительно дизайнерской работы с объемами, линиями и пропорциями можно создавать оглушительно современные вещи. Последние несколько сезонов он по неведомым нам причинам (связанным с внутренней ли эволюцией, внешними ли обстоятельствами) делает коллекции, больше похожие на костюмный сет для голливудского постапокалипсиса, или фэнтези, или адаптации волшебной сказки. Но иногда среди этих его странных, франкенштейноподобных созданий вдруг мелькает что-то такое, как, например, серия длинных полупрозрачных платьев в этом круизе, нежных пастельных цветов с какими-то фижмами, с пышными рукавами, будто бы отпоротыми от чего-то и недопришитыми сюда, с каким-то лифом, будто бы только наколотым, как на первой примерке,— и сквозь них проступают те его волшебной красоты платья времен позднего Balenciaga, где воланы вырастали на плечах и торсе и превращались в какие-то жабры и плавники. Так и здесь вся эта вполне шарнирная конструкция вдруг оборачивается какой-то актинией — и срабатывает старая магия.