Обозреватель “Ъ FM” Петр Воронков рассказывает о браке и творчестве советского писателя.
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
Санкт-Петербург сегодня, Малая Конюшенная улица, дом 4/2, музей-квартира Михаила Зощенко. Однажды в 1936 году к известному питерскому врачу обратился пациент, который жаловался на депрессию и отвратительное настроение. «Чем-нибудь займите себя,— среди прочего посоветовал доктор,— больше читайте, особенно Зощенко». Пациент посмотрел на доктора и сказал: «Я и есть Зощенко».
Писатель был настолько чувствителен и раним, что еще в гимназии, получив единицу на выпускном за сочинение, едва не покончил с собой, его еле откачали. А в первую мировую отчаянно сражался на фронте, попал под газовую атаку. Результат — пять орденов, чин штабс-капитана и неизлечимая болезнь сердца. Будущая жена Вера, увидев его после войны, зарыдала в голос. Брак их был, мягко говоря, своеобразным: всю дорогу доказывали друг другу свою независимость. Зощенко считал, что веселого в жизни мало. Хотя, когда сочинял рассказы, порой хохотал так, что соседи стучали в стену.
Еще одной отдушиной были женщины. Его романы друзья называли офицерскими за скоротечность и некую циничную браваду. «Глупенькая и пустая, но с необыкновенным темпераментом. Замечательная женщина»,— говорил он об одной дамочке, которая подошла к нему на пляже со словами: «Хочу вам отдаться!» Поклонниц было очень много, популярность Зощенко была сумасшедшей. И вдруг все разом оборвалось.
Зощенко заклеймили позором за антисоветскую пропаганду и изгнали из всех изданий. Он влачил жалкое существование, потерял всякий смысл жить, тем более что-то творить. Спасла всенародная любовь. Совершенно незнакомые люди присылали деньги, писали слова поддержки. Весной 1958 года классик русской литературы неожиданно появился на публике: седой, очень худой, с измученным взглядом. Мысли его путались. Все последние годы рядом с ним была его жена Вера. Он и скончался, положив голову ей на плечо. Последними его словами были: «Как странно, Верочка, как странно... Как же нелепо я жил…»