Петербургская испанка

Вчера в Центральном выставочном зале открылась выставка театрального художника Софьи Юнович (1910-1996).

Искусство театрального художника было в глухую пору соцреализма примерно тем же, чем мастерство переводчика или иллюстратора детской книги. Областью, где — в силу чисто технологических причин, растворения автора в плоти чужого текста, чужой пьесы — можно было быть легальным формалистом. Оформив свой первый спектакль, беззаботную "Соломенную шляпку" Лабиша, в 1939 году, Софья Юнович оставила после своей трагической гибели — ее убили 6 лет назад — эскизы к более чем 50 спектаклям: в Мариинском театре, БДТ, Театре музыкальной комедии, Театре Ленинского комсомола и многих других. Отыгранные спектакли немы — остается довериться эскизам.
       В них есть драгоценное качество. Несмотря на свой прикладной характер, большинство из них — полноценные станковые работы. И, что еще важнее, в них видно, что Софья Юнович любила в искусстве. Первая же ее работа, та самая "Соломенная шляпка", напоминает распускающиеся фантастическими цветами работы Николая Сапунова (1880-1912). Театральность начала века, прежде всего "Мира искусства", легко адаптировалась на сцене настоящего театра. Понятно, что "Садко" (1953) или "Сказание о невидимом граде Китеже" (1957) на сцене Мариинского театра выполняли госзаказ на подъем русского духа. Но и тут как нельзя кстати пришелся декоративный, игрушечный русизм тех же мирискусников.
       Многие эскизы декораций к балету "Гамлет" (1970) Николая Червинского можно рассматривать как абстрактные картины. Густые синие спирали закручиваются в "Гибели Офелии". "Быть или не быть" — строгие серебристо-черные фактуры, напоминающие о работах французских "новых реалистов". Костюмы к тому же "Гамлету" — прозрачные заплатанные кольчуги, которые вполне уместно смотрелись бы в каком-нибудь современном спектакле в стиле "гранж".
       Столь же очевидно, что Софья Юнович не любила. Эскизы к обязательной советской халтуре, всем этим "За власть Советов", "10 дням, которые потрясли мир", "Людям с чистой совестью", "Судьбе человека", выполнены с откровенным безразличием. Танцуют допрос, танцуют расстрел. Поют речи на "митинге в бараке", исполняют арии в нацистском концлагере. В разгар всего этого идейного благолепия Софья Юнович отдыхает душой, работая на пустяковой оперетте Никиты Богословского "Одиннадцать неизвестных", создавая забавные сценки из жизни футбольного поля или кафе.
       Подчиняя себя режиссерской воле, Софья Юнович лишь однажды бесхитростно и беззащитно признается в своих чувствах. В дальнем углу выставки спрятались ее работы темперой — экспрессивные человеческие фигуры, порой в — масках, порой — превращающиеся в жутковатых чудищ. И некоторые из них подписаны так: "Любовь моя, Испания". Возможно, она сама чувствовала себя испанкой, занесенной неведомо каким ветром в северный город, но сумевшей и здесь вырастить свои фантастические цветы.
       МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ