«Делать все, что умею, максимально хорошо, каждый день»

В беседе с Виктором Лошаком генеральный директор машиностроительного объединения «Сплав» из Великого Новгорода Наталья Орловская рассказала грустную семейную историю, отвергла предположение, что женщине возглавлять завод сложно, призналась, что вид атомной станции заставляет ее думать о том, что ее работа — это миссия.

— Наталья Евгеньевна, я понимаю, что вам болезненно говорить о личной истории, но, если мы ее не расскажем, это тоже будет неправильно. Ведь ваш отец создал это предприятие и руководил им?

— Да. Вся моя жизнь неразрывно связана с этим предприятием. Я мечтала работать на нем с детства. Мой папа, Евгений Шульман, машиностроитель, он практически с самого основания предприятия работал там мастером цеха, прошел путь до генерального директора, а в дальнейшем стал основным собственником этого предприятия. Практически спас его в 90-е, (проведя его.— “Ъ”) через сложное банкротство и создал группу компаний «Сплав» на базе производственного предприятия «Контур». Я считаю, что в 90-е он стал на самом деле лидером арматуростроительной отрасли, но, к сожалению, трагически погиб в 2000 году. Прямо на рабочем месте, в собственном кабинете его убивают в те тяжелые времена, назовем это бандиты, с целью отнятия бизнеса.

Как вы понимаете, все акции у нашей семьи отобрали. Мне было тогда 17 лет.

В дальнейшем после его гибели предприятие подвергалось серии рейдерских захватов.

Я, конечно, хотела прийти на завод и, несмотря ни на что, пришла через несколько лет туда простым экономистом. Собственники новые не желали иметь ничего общего с семьей собственника бывшего, но, в связи с тем, что смены собственников продолжались, за следующие 15 лет моей работы у предприятия сменилось 6 собственников и 9 директоров. Как вы понимаете, оно (объединение «Сплав».— “Ъ”) страдало от несистемных управленческих решений, отсутствовала какая-то долгосрочная стратегия развития. Но, к счастью, в 2018 году у предприятия появляются новые акционеры. Я к этому моменту уже прошла путь до финансового директора и первого заместителя руководителя группы компаний «Сплав» и приняла предложение — в связи с тем, что наша стратегия развития полностью совпадала,— стать генеральным директором предприятия.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Извините, можно вернуться назад? А были найдены преступники, которые убили вашего отца?

— Есть официальная версия, есть неофициальная версия.

— По официальной — найдены, по неофициальной — не найдены?

— По официальной — найдены, но мы знаем с вами, что не все; (у нас.— “Ъ”) что есть официально, то правда.

— Извините, что я затронул эту тему, хотя без нее трудно все понять.

— Конечно, да. Это особая, отдельная мотивация моей работы на этом предприятии. И в итоге, став генеральным директором, я получила предприятие в очень тяжелом положении. При поддержке основного акционера мы практически с нуля меняли систему, меняли парадигму управления.

— Вы знаете, как попросту мне сказали? Вы смогли объединить людей. Вот это именно был старт, как бы человеческая реновация предприятия. Что за этим стоит?

Гендиректор СИБУРа Михаил Карисалов о санкциях и деловом климате после них

— Тут хочется процитировать Генри Форда, который сказал, что вы можете забрать у меня все мои деньги, заводы, станки и фабрики, но оставьте мне моих людей, и вскоре мы построим заводы лучше прежних. Да, действительно, была абсолютно нелояльная команда, было принято перекладывать ответственность друг на друга, была очень большая текучесть кадров… Я понимала: чтобы поменять философию мышления, необходимо создать команду единомышленников. Создание команды людей, верящих в будущее,— это единственно возможный способ запустить систему позитивных перемен и сделать ее необратимой. И никакой руководитель ничего не сделает, если люди сами не захотят что-то изменить.

— В прошлом году предпринимателем года стали вы, как директор предприятия. Как вы думаете, почему?

— Во-первых, я хочу сказать, что это на самом деле большая честь и ответственность победить в конкурсе, организованном компанией «Эрнст энд Янг». Это мировой конкурс «Предприниматель года». Конечно, я задумывалась почему. Это был большой, интересный путь. В первую очередь у нас очень ответственное производство с беспрецедентными требованиями к безопасности, качеству, работонадежности продукции. Я надеюсь, что был оценен результат, который мы представляли для конкурса за последнее время, достигнутый на нашем предприятии. Наверное, тот факт, что по статистике сегодня крупными предприятиями в России руководит всего 6,5% женщин, а в арматуростроении — вообще единицы, наверное, это тоже как-то повлияло. Ну и все это вместе, вкупе, и плюс, наверное, личная история. Ну вот, действительно, вера в себя, понимание миссии, наверное, ежедневный труд могут помочь преодолеть любые трудности.

— На вашу победу в конкурсе предпринимателей, по-моему, обратил внимание не только я, но и президент, премьер-министр, вы участвовали во встречах с ними. О чем вы их спрашивали, если спрашивали?

— Ну, встреча с президентом была до этого конкурса. Поэтому я задавала волнующие меня вопросы производственного характера. Мы говорили как раз-таки о большой проблеме, кстати, она актуальна до сих пор, поэтому, если он меня вдруг услышит, надо продолжать работу в этом направлении. Это вхождение заводов-изготовителей в реестры поставщиков госкомпаний. А сегодня есть такая проблема, что у каждой госкомпании своя собственная система аккредитации и требований. При этом суть этих требований одинаковая: это проверка надежности производителя. То есть они приезжают, аудит, причем зачастую одни и те же люди от разных госкомпаний, проверяют станки, оборудование, людей, технологии. Но мы должны тратить время — до двух лет — на каждую госкомпанию с их разными требованиями, естественно, финансовые ресурсы (тратить.— “Ъ”) и трудовые.

— Хотя они могут договориться сами между собой.

— Конечно. Это и их ресурсы лишние, которые тратятся, и наши. И мы предложили: есть абсолютно позитивный опыт других стран, когда есть одна сертифицированная организация проверяющая, которой госкомпании могут доверять. Либо вариант: когда проходит положительный аудит или опытно-промышленная эксплуатация каких-то изделий, считать их соответствующими требованиям всех других компаний, если это один и тот же тип системы, где устанавливается продукция. Поэтому вот с таким вопросом я и выходила.

— Понятно. Читая о вашем предприятии, я увидел такую фразу, что вы проводите на заводе стратегические сессии. Как-то странно: завод, станки и «стратегические сессии». Не совсем совпадает. Что это такое на самом деле?

— Да. Ну, это касается культуры. Я уверена, что сегодня уже прибыль, тонны, штуки не самое главное. Действительно, очень важна культура команды. И именно это ключ к успеху, какая-то долгосрочная работа и конкурентное преимущество. И вы знаете, это очень интересно: фактически нам удалось вовлечь в процесс улучшений весь коллектив предприятия. Если в 2019 году после первой стратсессии мы реализовали 19 проектов, то в 2021-м — уже 97. Все подразделения в этом участвовали, понимая результат.

— Это происходит потому, что вы работаете с таким взыскательным заказчиком, как «Росатом»? И вообще, что значит работать с «Росатомом»? Там же должна быть высочайшая чистота всего.

Основатель «Кофемании» Игорь Журавлев том, как он придумал свою сеть ресторанов

— Да. Высочайшая степень безопасности и качества. Сегодня наша продукция стоит на 60 блоках атомных станций в 11 странах мира. Обеспечение безопасности и качества. Вот если вы возьмете изделие общепромышленного назначения, которое мы тоже делаем — мы также занимаемся диверсификацией, выходим в рынке общепрома,— то вы внешне практически не отличите «атомное изделие» от общепромышленного. Но цикл производства общепромышленного три месяца, а атомного — от девяти месяцев до двух с половиной лет. Допустим, есть такой документ «План качества». Это (документ.— “Ъ”) с целью обеспечения полной прослеживаемости изготовления изделия. В этом «Плане качества» устанавливается до 100 точек контроля. На нашем предприятии на постоянной основе сидят две уполномоченные независимые организации, которые эту каждую точку должны принять. Также, если это зарубежная стройка, то это приезд инозаказчика, который также каждую точку проверяет…

— То есть иностранцы проверяют?

— Да, если сегодня мы строим атомную станцию в Индии, у нас есть индийцы, если мы строим атомную станцию в Турции — у нас есть представители Турции. Есть Китай, Бангладеш… И все эти люди находятся постоянно на предприятии, принимают точки.

— Что делать, например, нужно два с половиной года?

— Сначала, после того как вы выиграли в лоте, в конкурсной процедуре, и получаете контракт, вы начинаете разрабатывать расчетно-конструкторскую документацию. Потом разрабатывать вот этот самый «План качества».

— Значит, это от заказа до выпуска?

— Да. От запуска в производство месяцев девять условно. Так как очень много точек, очень много ожидания. Но кроме вот этого «Плана качества» на каждую партию изделий необходимо делать до десяти видов испытаний материалов на все входящие детали основных изделий.

— То есть не изделие вы сначала испытываете, а сам материал?

— Сначала каждую входящую деталь, и там до десяти видов на материал, причем в нашей Центральной заводской лаборатории. У нас она есть на предприятии и имеет аккредитации международные. Также на каждое готовое изделие, которое уже выпущено, необходимо проходить обязательную сертификацию испытания в аккредитованных «Росатомом» лабораториях. Кроме того, все испытательные стенды, весь метрологический инструмент необходимо поверять в собственной метрологической службе, которая также имеет аттестат Росаккредитации. То есть вот это количество испытаний, количество проверок и точек гарантирует вам то, что продукция будет идеального качества.

— Мы сейчас переживаем очень трудный период, все предприятия, и ваше в том числе. Как повлияли санкции на то, как вы работаете?

Гендиректор ОИЯИ о том, кто первый теряет от санкций и о поиске доверия между учеными и государством

— У нас есть хорошее конкурентное преимущество. Потому что мы не просто производственное предприятие, а производственное предприятие практически полного цикла. У нас есть очень редкие технологические переделы производственные, такие как кузнечно-прессовый цех, собственный инструментальный цех, собственная термическая гальваническая обработка, аккредитованная Центральная заводская лаборатория и метрология. Даже собственное производство очень сложных деталей.

— К чему вы ведете?

— К тому, что мы в минимальной степени зависим от сопоставщиков. Это большой плюс, но и проблема — чуть-чуть комплектующих сторонних, которые мы сами не производим, например, какие-то дополнительные инструменты для оборудования, для сварки.

Мы сегодня столкнулись с проблемой того, что исчез импортный материал, из которого это делали. Стали искать российские аналоги, качество очень сильно упало.

А в нашем производстве это недопустимо, и мы действительно остановились очень на многих точках и пытаемся подобрать, тратим огромное количество времени, хотя все контракты…

— То есть главные пострадавшие сейчас те, кто имеет много комплектующих?

— Да, на самом деле. В этом плане нам попроще, хотя у нас есть навесное оборудование, мы его не производим, а должны поставить изделие в сборе с этим навесным оборудованием, оно европейское, конечно, мы тут столкнулись с большой проблемой. Но как выживать? Конечно, прежде всего в моменте времени решать те проблемы, которые возникают. И что-то здесь планировать невозможно, потому что каждый день проблемы новые. Но мы также наращиваем импортозамещение, мы сейчас идем в интересную и очень актуальную для российского рынка потребность в сложной, нестандартной регулирующей арматуре для (крупных.— “Ъ”) компаний — «Газпром нефть», «Газпром», СИБУР, ЛУКОЙЛ.

— Это вы для них замещаете то, что они покупали за рубежом?

— У нас же в составе корпорации есть ПКБ «Армпроект», это конструкторский институт. А каждая стройка атомной станции требует доработок, постоянных исследований, постоянных разработок, постоянных испытаний — нет типовых строек. Поэтому такой постоянный процесс. И вот, благодаря этой команде сильнейших конструкторов, мы сейчас разрабатываем аналогичную импортной продукцию, чтобы не вносить изменения в уже смонтированные системы и трубопроводы, а просто полноценно заменить имеющиеся. Очень плотно работаем по наращиванию импортозамещения.

— Вас волнует вопрос набора квалифицированных людей?

— Да. Я думаю, в нашей стране это волнует всех, а у нас небольшой город — тем более нас это очень волнует. У нас рядом Санкт-Петербург, поэтому всегда есть риск: как только человек обучается, если не делать конкурентный уровень зарплаты, то он может уехать, поэтому мы постоянно работаем над этим.

— Вы работает с разными странами, где строятся атомные станции, вы работаете с разными командами приемщиков. Наверное, все это очень сложно. Как складываются отношения, как нивелировать всех?

— Да, все абсолютно разные, и менталитет у людей разный, и на самом деле, как я уже говорила, атомные станции, каждая атомная станция — это свой отдельный проект, свои требования, где-то более сложные, где-то в любом случае сложные. Но, может быть, чуть поменьше, поэтому и скорость реализации проектов отличается. С Китаем мы работаем уже давно, мы строили первый, второй блок АЭС, потому строили третий и четвертый, сейчас еще четыре блока достраиваем. Два на Тяньванской АЭС, два на АЭС «Сюйдапу». В принципе они нас очень хорошо знают, очень немного производителей арматуры имеет сертификат на китайскую атомную станцию.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Что значит этот сертификат?

— Это именно возможность поставить продукцию на атомную станцию Китая, то есть именно китайская сторона проводит определенные испытания, сертификацию на соответствие.

— Значит, они вас приняли?

— Да, они нас приняли. Причем таких заводов по России ну вот буквально три по арматуре, так как там очень сложная процедура, и вот, допустим, навесное оборудование, так называемые приводы, вообще в России не смогли получить сертификат, поэтому покупаем их, чтобы поставить на китайскую именно атомную станцию. Китайцы очень щепетильные, очень жесткие в требованиях, их условия, наверное, самые жесткие. Но при этом, так как они знают нас давно, у нас достаточно комфортные, открытые отношения, они постоянно находятся у нас на предприятии. На данный момент несколько инспекторов принимают продукцию. Индийцы — с ними была очень большая сложность во время пандемии, потому что они просто закрылись и сказали, что, мол, мы на карантине. И мы постоянно в ожидании. Приняли точку, мы идем на следующий предел, не приняли — мы ждем. И когда индийцы просто (перестали.— “Ъ”) ездить и принимать, у нас встало в 2019 году практически все производство. Кстати, вот очень интересная тема.

— Завод работал в ковид?

— Да, конечно, мы работали, пытались находить диверсификацию, уходили в общепромышленный рынок и занимались в этот момент стройкой Курской АЭС-2, стройкой в Бангладеш. Китай тогда еще был в стадии согласования документации. То есть запуститься мы не могли, поэтому у нас серьезно упала производительность, выручка где-то на 5% снизилась, но мы остались на уровне прибыли 2019 года.

— Какое у вас вообще впечатление от стройки атомной станции? Все-таки это нечто другое, чем завод.

— Когда ты приезжаешь на атомную станцию она (выглядит.— “Ъ”) очень масштабно. К тому же ты понимаешь, какую миссию (выполняешь.— “Ъ”). Почему очень интересно у нас работать? Тут настолько сложное и интересное производство, это миссия. Оттого, что ты, наше предприятие, наша команда обеспечивает…

— Какое хорошее слово — «миссия».

— …обеспечивает энергией, обеспечивает теплом, светом миллионы людей в России и за рубежом. Ты отвечаешь за их безопасность, и ежедневно принимаешь решения, и степень ответственности за эти решения настолько высока, что права на ошибку у нас нет.

— Женщине трудно быть на таком предприятии генеральным директором?

— Я не скажу, что хоть раз мой пол мне мешал, наоборот, наверное, даже, может быть, и интереснее. Знаете, когда ваш собеседник, конкурент где-то вас недооценивает изначально, предполагая, что вы слабее и что-то не понимаете, может быть, это даже дает какую-то фору. А через пять минут разговора абсолютно понятно становится всем на встрече, кто и что из себя представляет, кто насколько квалифицирован. И никогда никаких проблем у меня по этому поводу не было. Я всегда благодарна всему, что есть, всему, что имею, и безумно рада двигаться вперед. Делать все, что должна, максимально хорошо, как умею, каждый день.

— Что бы вы хотели успеть в жизни как женщина, человек, генеральный директор?

— Если бы лет в 18 меня спросили бы, что бы я хотела успеть к сегодняшним 40, я бы даже не намечтала столько, сколько я успела. У меня прекрасная семья, сын и дочь, интересная работа, замечательные наставники в лице акционеров, я действительно считаю, что, наверное, и сегодняшнее время само за себя говорит. Далеко планировать сложно.

— А семья и завод не ревнуют друг к другу?

— Ну это очень, да, сложная история. Конечно, есть, но надо уметь совмещать.

— По-моему я в болевую точку попал? Нет?

— На самом деле, если я работаю, я отдаюсь работе на 100 процентов, если я дома, я стараюсь на 100 процентов быть в семье, поэтому все можно совмещать. Если действительно каждое дело делать хорошо. Поэтому, я считаю, что у нас прекрасная семья, мы с этими (проблемами.— “Ъ”) справимся. Было сложно, конечно же, мы нашли.

— До того как вы стали генеральным директором, у вас было в балансе времени больше возможностей для семьи?

— Конечно, намного больше. Совсем другая ответственность, но вы знаете, сейчас намного интереснее.

— Почему вы так привязаны к Великому Новгороду? Наверняка, когда-нибудь подумывали уехать, Питер рядом же, в Москву тоже не так далеко.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Тем более я Москве училась, получала MBA в Академии народного хозяйства при правительстве РФ, и было много предложений работы в Москве. Конечно, задумывалась, особенно первоначально, в первый год, когда мне было очень тяжело работать на предприятии. Не очень многие люди хотели меня там видеть. Во времена еще первых собственников. Поэтому, конечно, задумывалась. Но я просто делала то, что я должна, у меня это хорошо получалось, это не могло не радовать, когда я видела результат и постоянно росла в должности, поэтому я не планировала каких-то переездов. Но, если бы пришлось, абсолютно спокойно взяла бы и уехала. Но в нашем городе очень много плюсов.

Здесь как раз легче совмещать работу и дом. Потому что можно в восемь-девять вечера выйти с работы и в принципе еще успеть застать детей, которые не спят, пообщаться с ними и поужинать.

Потому что от моего дома до моей работы десять минут. Для Москвы это подарок судьбы.

— Такого не бывает в Москве! (Смеются.)

— Поэтому плюсов много, и очень близко сегодня, вот логистика, прекрасная на самом деле: до Питера полтора часа. До Москвы на машине четыре с половиной, логистика вообще не проблема, есть «Сапсаны», поэтому я каждую неделю в Москве в командировках. И совершенно не скажу, что это (расстояние.— “Ъ”) хоть как-то меня напрягает. Я, пока еду в машине, прекрасно работаю, благодаря связи все совещания не останавливаются, поэтому Великий Новгород — прекрасный город и все на самом деле близко. Зеленый.

— Мы уже сняли несколько программ, разговор с вами — один из самых оптимистичных. Может быть, потому, что вы человек, заряженный оптимизмом. Вы такой себя осознали на посту генерального директора или всегда были?

— Всегда была, абсолютно точно.

— Спасибо вам за этот разговор.

— Спасибо вам большое!

Р. S.

— Я чувствую, если бы вашего мужа спросить, не ревнует ли он к заводу…

— Ой как ревнует! Ой сколько раз уходил, но уходил только до двери. Дальше не уходил, потому что как же меня не любить?