Откуда взялся стабфонд
История российского стабфонда началась громко. Идеи еще только овладевали экспертными массами, а главное уже было сказано. Причем сказано президентом Владимиром Путиным — в его послании Федеральному собранию, которое называлось "О бюджетной политике на 2002 год". Говорилось там буквально следующее: "Первая часть бюджета должна строиться на основе консервативного прогноза, исходя из пессимистической оценки значений цен на товары российского экспорта. Эти доходы обеспечивают финансирование государственных расходов независимо от влияния внешнеэкономической конъюнктуры. Вторая часть федерального бюджета формируется за счет дополнительных доходов, получаемых в условиях более высоких экспортных цен".
В этом пассаже поставлена задача, реализовать которую официально и призван стабфонд: обеспечить независимость бюджетной системы от не контролируемой российскими властями мировой конъюнктуры цен на нефть. А это можно сделать, как указал президент, разделив бюджет на собственно бюджет и его резервную часть, которая накапливается в фазе высоких цен на нефть и, соответственно, высоких бюджетных доходов, а расходуется в фазе низких цен. Важно, что вторая часть бюджета создается не за счет всей экономики, а исключительно за счет нефтяников.
И в 2001, и в 2002 годах цены на нефть уже были высоки. Почему же прямой приказ Путина правительство выполнило только в 2004 году, когда официально начал формироваться стабфонд? Ведь президент говорил о нем в документе, который назывался "О бюджетной политике на 2002 год". Чиновники, в первую очередь минфиновцы, приказ президента два года попросту игнорировали. В 2002 году его выполнить не удалось "по техническим причинам" (послание было оглашено только в мае 2002 года), а потом разделение бюджета, о котором говорил Владимир Путин, было заменено финансовым резервом, где аккумулируются все сверхплановые доходы бюджета, включая и нефтяные, а это резерв прежде всего самого Минфина.
На самом деле трудность заключалась не столько в том, чтобы технически разделить бюджет, сколько в том, чтобы ограничить госрасходы "консервативной" базой доходов. Ограничение расходов всегда удается хуже, чем их увеличение. Особенно когда высокие цены на нефть приводят к перевыполнению плана по доходам. Правительство тренировалось не ограничивать свои расходы, а собирать и частично тратить сверхдоходы. Оно заявляло в бюджетные прогнозы цены на нефть, которые на деле оказывались гораздо выше, и рапортовало о сверхдоходах. Поскольку цены на нефть и не думали падать, казалось, все будет продолжаться в том же духе. Однако падение цен заменила монетизация льгот.
Лоббисты монетизации резонно полагали, что пришло время наводить порядок с государственными социальными обязательствами. Эти обязательства решили сократить, а чтобы сгладить социальные последствия — провести их частичную монетизацию. Вместо натуральных льгот, за которые платило государство и которыми могли воспользоваться далеко не все льготники (в России льготники — это почти 40% населения), вводились денежные выплаты, не покрывающие стоимость натуральных льгот, зато доходящие до каждого льготника.
Идея вполне здравая. На практике же дошло почти до революционной ситуации. Из создавшегося положения было два выхода. Первый — научиться считать госрасходы, оставив в неприкосновенности стабфонд, причем считать так, чтобы кризисов, подобных монетизационному, не возникало. Но пойти по этому пути правительство, по существу, даже не попыталось. Второй выход — ни о чем не задумываясь, наращивать госрасходы. А чтобы расширялась база их финансирования, перекачать средства из стабфонда в бюджет.
Выбран, конечно, второй вариант. Об этом можно судить по тому, что в первых прикидочных расчетах проекта бюджета-2006 появился уже подзабытый дефицит. По предварительным данным, рост соцрасходов может привести к дефициту федерального бюджета в 400 млрд руб.
В возвращение дефицита верится с трудом. Пока ситуация в госфинансах ничего подобного не предвещает. В стабфонде на 1 марта 2005 года — 707,5 млрд руб., профицит федерального бюджета за январь--февраль составил еще 224,5 млрд руб., золотовалютные резервы ЦБ — $134,4 млрд, за два месяца они выросли на 8%. Итого вся финансовая подушка безопасности составляет астрономическую сумму 4,7 трлн руб., в том числе в бюджете и стабфонде — почти 1 трлн резервных рублей. Какой уж тут дефицит — чтобы он возник, должна произойти революция в госрасходах. И, соответственно, в госдоходах.
|
|
||||
|
|
||||
|
В условии высоких цен на нефть российская власть столкнулась с тем, что сделать заначку на черный день едва ли не проще, чем ее потом потратить (слева направо сверху вниз: Герман Греф, Алексей Кудрин, Владимир Путин и Михаил Фрадков)
|
|||||
Сейчас в правительстве идет острая борьба за то, что делать со стабфондом. Официально стабфонд — это страховка от падения цен на нефть. Когда они упадут (а когда-нибудь они упадут), эта кубышка поможет бюджету, а значит, и бюджетникам — врачам с учителями, пенсионерам, ставшим нищими и от этого революционными. Впрочем, стабфонд может спасти от дефолта по внешним долгам, но не от внутренних проблем. Если, скажем, в 2008 году из-за падения цен на нефть придется из заначки, накопленной в 2004-2007 годах, брать деньги и бросать их в экономику, то какая разница, откуда — из стабфонда или с фабрик Гознака — возьмутся рубли? Аргументы тех, кто утверждает, что поскольку стабфондовские рубли подкреплены валютными ценностями (см. интервью с Егором Гайдаром), то они не приводят к инфляции, не работают — тогда бы и сейчас в России не было инфляции, которая разгоняется из-за обмениваемых на рубли нефтедолларов. В любом случае вброс массы рублей приведет как к росту инфляции, так и к падению валютного курса рубля. Сгладить негативный эффект мог бы экономический рост. Он переварил бы часть новых рублей, направив их в инвестиции и тем самым замедлив скорость денежного обращения. Но пока в России замедляется сам рост.
Что же тогда власть может делать со стабфондом? На этот вопрос есть два ответа.
 |
Левый ответ заключается в том, что стабфонд должен не прохлаждаться в кладовых, а служить людям. Если напрямую раздать его гражданам левые не предлагают — все-таки и они знают, откуда берется инфляция и к чему она приводит,— то поддержка точек роста весьма популярна среди лоббистов разных отраслей. Которые не говорят о том, что эти точки станут прежде всего точками роста коррупции.
А что же правительство? С конца января до середины марта там активно обсуждался вариант, который можно считать компромиссным между правым и левым. Михаил Фрадков поддерживал идею, выдвинутую замруководителя его аппарата Михаилом Копейкиным. Она в том, что в 2006 году следует снизить НДС с нынешних 18 до 13%, а сокращение доходов бюджета компенсировать из стабфонда. Правизна здесь в сокращении налогов (это, в отличие от госрасходов, либеральный рецепт ускорения роста). Левизна в том, что стабфонд пусть частично, но расходуется внутри страны. Но Герман Греф и Алексей Кудрин оказались не готовы рисковать с понижением налогов. Они выступили единым фронтом и заставили Михаила Фрадкова отказаться от этой затеи.
Сами либеральные министры, как ни странно, склоняются к левому ответу. Греф готов поддержать расходование почти 10% средств стабфонда на инновационные и инфраструктурные проекты, а Кудрин согласился на повышение упоминавшейся цены отсечения.
Тема цены отсечения — центральная при выяснении позиции правительства. В Минфине теперь уже согласны ее увеличить с нынешних $20 до $27 (имеется в виду цена барреля нефти марки Urals). В результате деньги из стабфонда перекачиваются в бюджет, откуда правительство с легким сердцем пустит их прежде всего на социальные расходы. А именно эти расходы особо опасны. Опасность — рост инфляции, а это налог на всех. Именно лоббирование повышения цены отсечения стоит за разговорами о возможном возвращении дефицита бюджета в 2006 году.
Если эта цена и в самом деле будет повышена до $27, стабфонд не оправдает своего предназначения и не справится с инфляцией. В самом деле, в 2004 году при цене отсечения в $20 и при среднегодовой цене за баррель российской нефти в $34,5 инфляция, по официальным данным, составила 11,7%; в 2005 году при той же цене отсечения инфляция за январь--февраль (без учета сезонного фактора) выросла в годовом исчислении до 27%. Вывод очевиден: если правительство выбирает антиинфляционную политику, резонно полагая, что достижение положительного результата будет стимулировать и рост, то цену отсечения надо не повышать, а снижать. Раз объем допдоходов бюджета в среднем с момента возникновения стабфонда составляет 15-20% плановых доходов, логично было бы снизить цену отсечения на ту же величину — до $15-16.
Правительство, напуганное монетизацией, на это не идет. Оказавшись на развилке — или борьба с инфляцией, или ее раздувание ростом госрасходов,— оно выбирает решение, которое ведет к инфляционному росту. И это будет очередным громким провалом экономической политики. Не первым — уже провалилась монетизация, остановились структурные реформы, поставлен крест на удвоении ВВП (какой может быть рост при нынешней инфляции?) — и точно не последним. Потому что до сих пор правительство неизменно попадало во все капканы, которые само себе расставляло.
НИКОЛАЙ ВАРДУЛЬ
 Стабилизационный фонд Российской Федерации создан на основании статьи 13.1 Бюджетного кодекса. Под стабфондом понимается "часть средств федерального бюджета, образующаяся за счет превышения цены на нефть над базовой ценой на нефть, подлежащая обособленному учету, управлению и использованию в целях обеспечения сбалансированности федерального бюджета при снижении цены на нефть ниже базовой. Под базовой ценой на нефть понимается цена на нефть сырую марки 'Юралс', эквивалентная $146 за одну тонну ($20 за один баррель)". Первые деньги в стабфонд поступили в январе 2004 года. Согласно Бюджетному кодексу, ежемесячно в стабфонд зачисляются "фактические поступления в федеральный бюджет средств вывозной таможенной пошлины на нефть сырую в текущем месяце, умноженные на отношение разности действующей в текущем месяце ставки вывозной таможенной пошлины на нефть сырую и расчетной ставки указанной пошлины при базовой цене на нефть к действующей в текущем месяце ставке вывозной таможенной пошлины на нефть сырую". Туда же зачисляются и фактические поступления в федеральный бюджет средств налога на добычу нефти в текущем месяце, "умноженные на отношение разности действующей в текущем месяце ставки налога на добычу полезных ископаемых (нефть) и расчетной ставки указанного налога при базовой цене на нефть к действующей в текущем месяце ставке налога на добычу полезных ископаемых (нефть)". Средства стабфонда могут использоваться для финансирования дефицита федерального бюджета при снижении цены на нефть ниже базовой, а также на иные цели в случае, если накопленный объем средств стабфонда превышает 500 млрд рублей. Конкретные цели определяются в законе о бюджете. В бюджете 2005 года предусмотрены финансирование из стабфонда дефицита Пенсионного фонда и погашение внешнего долга. Порядок управления средствами стабфонда определен постановлением правительства #508 от 30 сентября 2004 года. Согласно этому постановлению, управление средствами осуществляет Минфин с предоставлением отдельных полномочий по управлению Центральному банку РФ, действующему в соответствии с договором об управлении средствами фонда. Минфин формирует инвестиционный портфель за счет средств фонда (в том числе доходов, полученных от размещения средств фонда), включающий в себя денежные средства в иностранной валюте, к которой относятся доллары США, евро, фунты стерлингов и долговые обязательства иностранных государств. Средства фонда могут размещаться в долговых обязательствах в форме ценных бумаг правительств таких иностранных государств, как Австрия, Бельгия, Финляндия, Франция, Германия, Греция, Ирландия, Италия, Люксембург, Нидерланды, Португалия, Испания, Великобритания и США. Базовой валютой для расчета величины инвестиционного портфеля является доллар США.
Директор департамента финансовой политики Минфина Алексей Саватюгин рассказал, почему Минфин согласился на увеличение цены отсечения. — Сформулируйте в двух фразах, зачем нужен стабфонд. — У стабфонда две базовые задачи. Первая — снизить зависимость российской экономики от изменений цен на нефть. Это страховка от резкого сокращения доходов. Подобный механизм используется практически всеми странами, где есть экспорт какой-нибудь монокультуры. Вторая цель, специфическая для России как страны с высокой инфляцией,— стерилизация денежной массы. Это инструмент, которым правительство может гасить высокую инфляцию. — Чем по своим экономическим последствиям будет отличаться вброс в экономику денег стабфонда, накопленных за несколько лет, от печатания новых денег? — Разница в том, что когда ЦБ просто печатает деньги, то они, попадая в экономику, прямо влияют на рост инфляции. Если деньги попадают в экономику из стабфонда, то их использование всегда целевое, например на погашение внешнего долга или на покрытие дефицита Пенсионного фонда. В этом случае инфляционные последствия ниже. Позиция же Минфина в целом такая: если все-таки тратить деньги стабфонда, то лучше всего за рубежом. К этому призывали многие эксперты, начиная с Андрея Илларионова. Поэтому первая задача стабфонда — погашение внешнего долга. — Если стабфонд — это средство борьбы с инфляцией, то как оценить планы поднять цену отсечения, то есть перекачать деньги из стабфонда в бюджет? — Мера плохая, но вынужденная. Без увеличения цены отсечения государство просто физически не сможет выполнить взятые на себя обязательства. Мы пока твердо стоим на том, чтобы увеличивать цену отсечения не выше $27 за баррель по сравнению с нынешними $20. Это и есть цена компромисса. — В конце 2004 года Минфин согласился использовать высвобождающиеся средства стабфонда на инфраструктурные проекты. Монетизация поставила крест на этих планах? — Пока сохраняется идея финансирования инвестиционных инфраструктурных проектов в прежнем размере. Повышение цены отсечения на $1-1,5 пойдет на инфраструктурные проекты. Оговорюсь, правда, что государство — очень неэффективный инвестор. И тут не обойтись без частно-государственного партнерства. Другая половина высвобождаемых денег из стабфонда потребуется для финансирования социальных расходов. — Какие еще средства борьбы с инфляцией есть в арсенале властей? — Один стабфонд не спасет. Грубо говоря, все средства борьбы с инфляцией можно разделить на две группы — монетарные и немонетарные. Монетарные — прерогатива ЦБ. Он решает, печатать деньги или изымать их из обращения, абсорбировать ли денежную массу у банков, регулируя фонд обязательных резервов банков. Другой способ ЦБ — выпуск собственных облигаций. Проведение валютной политики по укреплению или сдерживанию рубля — еще одна монетарная мера в руках у ЦБ. В руках правительства — регулируемые государством цены на ЖКХ и продукцию естественных монополий. Правительство может регулировать экспортные пошлины. Другая мера — проведение антимонопольной политики. — Может ли стабфонд стать инструментом стимулирования роста экономики? Если может, то как? — Очень просто — уменьшая инфляцию и страхуя бюджет от падения цен на нефть. Записал Петр Нетреба
Директор Института экономики переходного периода Егор Гайдар рассказал, на что не следует тратить деньги стабфонда. — Зачем нужен стабфонд? — Экономики, которые зависят от колебаний цен на важнейший экспортный товар, особенно если речь идет о сырье, сталкиваются со стандартными проблемами: цены на мировом рынке нестабильны, а от них зависят важнейшие показатели экономики. Если цены на нефть высоки, очень приятно и легко наращивать бюджетные обязательства и финансировать их. Но если цены внезапно снижаются, объяснить обществу, почему надо вдвое сократить армию или снизить пенсию, трудно. Стабфонд — это инструмент сглаживания колебаний цен, позволяющий минимизировать риски финансовой катастрофы. Второе направление — это борьба с таким явлением, как "голландская болезнь". Другими словами, c резким укреплением реального курса национальной валюты при благоприятной ценовой конъюнктуре на экспортный товар, которая приводит к подрыву всех отраслей, не связанных с этим товаром. — Чем по своим экономическим последствиям отличается вливание в экономику денег стабфонда, накопленных за несколько лет, от печатания новых денег? — В случае использования аккумулированных в стабфонде ресурсов, подкрепленных ликвидными валютными резервами, не происходит обесценения накопленных сбережений в национальной валюте и нет угрозы резкого скачка инфляции. — Есть лоббистские планы использовать деньги стабфонда на инвестиционные проекты. Как вы относитесь к идее превратить стабфонд в бюджет развития? — Все, кто знает о "голландской болезни", знают, что пускать стабфонд на инвестиции — это путь к катастрофе. Особенно характерна история экономического краха в СССР. Экономика была выстроена так, что она зависела от фактора, который власти не могли контролировать,— от внешнеторговой конъюнктуры. Сможем ли мы закупить 40 млн тонн зерна? А от этого зависят снабжение городов хлебом, животноводство, ситуация на потребительском рынке, бюджет. Все было выстроено, исходя из гипотезы, что высокие цены навсегда. И когда цена на нефть между 1981 и 1986 годами упала в несколько раз, экономика посыпалась. — Понятно, что в реальной политике использование средств стабфонда будет компромиссным. Где, по-вашему, границы этого компромисса? — Чем меньше будет уступок безответственному популизму, тем меньше будут риски для России. Мы пережили крах СССР, связанный с неправильным использованием экстремально высоких нефтяных доходов, и не готовились к тому, что цены на нефть могут упасть. Мы пережили тяжелейший кризис 1998 года, связанный с тем, что цены на нефть упали в два раза. Не хотелось бы, чтобы оказалось, что мы не способны извлекать уроки из предшествующих ошибок. — Однако решение об инвестировании части средств стабфонда в реальную экономику на самом деле уже принято. — Я знаю, что это политически почти неизбежно. Мы недавно обсуждали эту тему с министром финансов Норвегии. Норвегия — страна, стабилизационный фонд которой считается во всем мире образцом эффективности. Министр обратил мое внимание на то, что с момента образования стабфонда ни одно действующее норвежское правительство не выиграло выборов. Всегда находится оппозиция, которая говорит: "Смотрите, у нас есть и такие, и такие важные проблемы, а вы сидите на мешках с деньгами и не хотят финансировать их решение". Записал Алексей Шаповалов
Вице-президент РАН, директор Института международных экономических и политических исследований Александр Некипелов рассказал, на что следует потратить средства стабфонда. — Сформулируйте в двух фразах, зачем нужен стабфонд. — В реальности стабилизационный фонд используется как стерилизационный — для откачки излишних денег из обращения. Излишних, естественно, по мнению правительства. — В Минфине считают, что стабфонд — это страховка на случай падения нефтяных цен. Насколько вброс этих средств в экономику будет отличаться от печатания новых денег? — То, что сегодня изымается, в случае обратного вброса в экономику, тем более в условиях куда более низких, чем сейчас, темпов роста, не может не вызвать инфляционного эффекта. Но дело еще и в другом. Бывают условия, когда создание страховых фондов (а стабфонд как бы по названию своему — это разновидность такого страхового фонда) имеет смысл. Когда я предлагал создание такого фонда для погашения внешней задолженности, это имело смысл, потому что график погашения известен и нужно было выровнять нагрузку на бюджет по годам. В отношении же динамики мировых цен на нефть никакой ясности нет. Разве можно создать фонд, который на десятилетие вперед обеспечил бы стабилизацию? Поэтому и правительство само, по сути дела, признает, что этот фонд не стабилизационный, а стерилизационной. — Если стабфонд — средство борьбы с инфляцией, то как оценить планы правительства поднять цену отсечения стабфонда с $20 до $27 за баррель нефти, то есть фактически перекачать деньги в бюджет? — Повышение цены отсечения связано с тем, что рост стабфонда становится уже неприличным. Ведь речь идет о иммобилизации громадных средств, что крайне странно в условиях, когда ставится задача интенсификации экономического роста. Поэтому правительство делает ряд шагов в разумном направлении, повышая цену отсечения и расходуя часть средств фонда на погашение внешней задолженности. — Рост цены отсечения увеличит бюджет и его расходы. Не подстегнет ли эта мера темпы инфляции? — Правительство в условиях массированного притока валюты вместе с ЦБ стремится не допустить быстрого роста реального курса рубля, да и номинального тоже. С другой стороны, есть задача не допустить роста инфляции. Поскольку эти два показателя невозможно таргетировать одновременно, постольку проводится балансирование между этими двумя задачами. Ценой этого подхода являются иммобилизация огромных средств в стабфонде плюс серьезный рост валютных резервов, которые уже сейчас существенно превышают потребности страны с точки зрения регулирования валютного рынка. Это приводит к парадоксальным ситуациям. В этом году при серьезном профиците бюджета запланированы заимствования на внутреннем рынке порядка $10 млрд. Заимствования также используются для откачки излишних денег из обращения и направляются фактически в тот же самый стабфонд. Однако я абсолютно убежден, что есть значительно более разумные модели поведения. — Какие именно? — Я давно предлагаю создать механизм использования валютных средств, позволяющий предоставлять на сугубо коммерческой основе долгосрочные валютные кредиты под проекты модернизации. Фактически речь идет о том, чтобы направить излишние валютные средства на импорт высоких технологий и оборудования. Благодаря этому можно было бы решить ряд проблем — это и использование нефтедолларов на цели модернизации экономики, и создание сегмента долгосрочного кредитования российской экономики. — Иными словами, вы предлагаете вместо стабфонда создать своего рода бюджет развития? — Стабфонд нам сейчас не нужен. Хотя я был, наверное, первым, кто предложил создать подобный фонд. Но это было тогда, когда существовала очень серьезная опасность не справиться с нашими обязательствами по внешнему долгу. Проблема долговых обязательств отошла, наверное, на десятый план, и ни у кого нет сомнений, что Россия способна их обслуживать. Поэтому создавать сейчас стерилизационный фонд просто глупо. Записал Константин Смирнов
Заместитель генерального директора компании "Русский алюминий", бывший помощник президента, вице-премьер и министр финансов Александр Лившиц уверен, что серьезных инструментов для борьбы с инфляцией, кроме стабфонда, у правительства нет. — Сформулируйте в двух фразах, зачем нужен стабфонд. — Стабфонд нужен для двух целей. Первая — иметь финансовые резерв на худшие времена, а вторая — вывести из экономики хотя бы на время ненужную массу денег. — Если стабфонд — это страховка от падения цен на нефть, то чем по своим экономическим последствиям будет отличаться вброс в экономику денег стабфонда от простого печатания новых денег? — Последствия будут похожими. Хотя, как мы понимаем, Минфин не ЦБ, денег не печатает, но такие выбросы денежной массы ничем, кроме инфляции и дестабилизации ситуации, не кончатся. — Как оценить планы правительства поднять цену отсечения нефти для пополнения стабфонда, то есть перекачать фактически деньги из фонда в бюджет? — Все зависит от того, будет ли бюджет сбалансирован. Судя по всему, предстоят существенные траты — социальные и прочие. Однако, на мой взгляд, создание стабфонда — идея в принципе верная, но ее исполнение было не совсем верным. Все проблемы ведь сейчас от того, что у него есть лимит. Я интересовался мировой практикой и не обнаружил других стабфондов с лимитами. Когда есть лимит, есть проблема, куда девать излишки. Нет лимита, нет излишков в принципе, то есть и делить-то нечего. И все политические и прочие аппаратные рубки, куда девать деньги из стабфонда — то ли на инвестиции, то ли туда, то ли сюда, исключены по определению. — И все же, что вы думаете о величине цены отсечения? — Опять-таки мировая практика такова, что если ты поставил цену отсечения, то уже ее лучше не трогать. Потому что неизвестно, чем это обернется — какой инфляцией, каким курсом рубля. Бизнесу не очень важно, оправдываются ли прогнозы власти, скажем, по объему инвестиций, экономическому росту. Да хоть 7% годовых, хоть 27%! Для бизнеса важнее два других ключевых макропоказателя — курс рубля и инфляция. Когда начинаются метания с ценой отсечения, возникает момент неопределенности именно по этим двум ключевым показателям. — Вы к лоббистским планам использовать деньги стабфонда на различные проекты относитесь отрицательно? — Я крайне скверно к этому отношусь. Наверное, потому, что я восемь лет провел во власти, я знаю, что такое отбор нужных проектов, полезных, более полезных, менее полезных. Идеальная ситуация, подтвержденная, кстати, мировой практикой: если уж хочется потратить, то надо заплатить внешний долг. Лучших вариантов использования стабфонда мир еще не придумал. Все остальное чревато тем, что деньги будут растрачены — то ли на неэффективные проекты, то ли будут просто украдены. — Стабфонд может стать инструментом роста? — Это не инструмент экономического роста, это инструмент для создания здоровой макроэкономической ситуации с низкой инфляцией и стабильным рублем. Этого вполне достаточно. Экономический рост — это не функция стабфондов, это функция бизнеса, в первую очередь крупного. Любой финансовый инструмент, который даст ему предсказуемую инфляцию, курс рубля, будет инвестиционным инструментом — косвенным, но благоприятным для инвестиций. — Какие еще есть инструменты для борьбы с инфляцией, кроме стабфонда? — Да, честно говоря, среди серьезных, наверное, больше никаких. — Как вы думаете, где границы компромисса по использованию средств стабфонда? — По поводу просто растрат на какие-то проекты компромисса я не вижу. По цене же отсечения все зависит от того, как Минфин сумеет сбалансировать бюджет. В принципе, конечно, нежелательно двигаться вверх по цене отсечения, а желательно бы Алексею Кудрину удержаться хотя бы на отметке $23, максимум $25 за баррель нефти. Но дальше надо просто стоять, как в окопах под Сталинградом. Записал Константин Смирнов |
