В замке Принцендорф в Нижней Австрии состоялась 160-я акция — первое представление «Шестидневной пьесы» Германа Нитча (1938–2022) в отсутствие ее создателя, скончавшегося этой весной. Показали лишь два первых «дня» из «Шестидневной пьесы» — отчасти из-за ковида, который помешал поставить новую версию главного сочинения художника и прошлым летом, еще при жизни автора. Остальные «дни» обещают представить в следующем году и далее. Сотворение мира в редуцированном виде наблюдала Анна Толстова.
Фото: FEYERL
Фото: FEYERL
Фото: FEYERL
Фото: FEYERL
Прошлым летом Нитч поставил в Байрейте «Валькирию», но постановку «Шестидневной пьесы» в Принцендорфе пришлось отменить: зрителю Нитчева «Театра оргий и мистерий» не к лицу защитная маска, потому что он должен вдыхать ароматы благовоний, которыми постоянно окуривают публику, и участвовать в нескончаемой трапезе, запивая яства, приготовленные по традиционным австрийским рецептам, вином собственного принцендорфского производства, а самым смелым предлагают причаститься бычьей кровью. И меню, и ольфакторные композиции детально расписаны в многостраничной партитуре «Шестидневной пьесы», самого настоящего, задевающего все человеческие чувства Gesamtkunstwerk'а, в плане тотальности синестезии даже превосходящего вагнеровское «синтетическое произведение искусства». Нитч называл Принцендорф, барочный замок первой трети XVIII века — господский дом со службами, ров, мост, тенистая аллея, идущая сквозь парк, сады, поля, виноградники,— своим Байрейтом. Вдова художника Рита Нитч утверждает, что в последние годы именно музыка вышла на первый план в творчестве художника, но удастся ли наследникам превратить Принцендорф в семейное предприятие наподобие вагнеровского — вопрос открытый.
В посмертной редакции «Шестидневной пьесы» музыка и правда задавала ритм всему действу. По мере того как нарастал звук большого симфонического оркестра, звон церковных колоколов и рев синтезаторов (бесконечно длящийся аккорд и не знающее пределов крещендо — главные выразительные средства композитора Нитча, в нотах эти фортиссимо обозначаются разноцветными заливками), усиливалось драматическое напряжение акции, и участники входили в раж. На распятых статистов, обнаженных или же облаченных в нечто вроде католической альбы, лились потоки вина, молока и крови, привезенной с окрестных скотобоен. На распятые свиные туши, предварительно освежеванные и раскрывшие брюхо, словно рану, вываливались пуды кровавой требухи, смешанной с виноградом и помидорами. В гигантских корытах, наполненных виноградом и помидорами, пускались в ритуальные пляски десятки давильщиков. И над всей этой литургической вакханалией парил, вознесенный на капитанский мостик, дирижер Андреа Кузумано, работающий с Нитчем со времен первого представления «Шестидневной пьесы» в 1998 году. За аутентичность исполнения отвечали и другие старые соратники покойного: приемный сын Нитча Леонхард Копп, с юности участвовавший в акциях; личный ассистент и правая рука Нитча Франк Гасснер; основатель неаполитанского музея Нитча Пепе Морра, верный друг и попутчик Пауль Реннер, художник, сыгравший роль шеф-повара. А среди статистов встречались те, кто участвует в Нитчевых акциях с середины 1970-х. Тем сильнее ощущалось отсутствие режиссера спектакля: посреди внутреннего двора замка помещается пустой бассейн — его дно и стенки еще хранят следы краски, оставшейся от «живописных акций» Нитча.
Замок принадлежит художнику с 1971 года — поместье купила для своего супруга, с юности одержимого идеей поставить пьесу о шести днях творения, о бытии, космосе и истории человеческой души, о смерти и воскресении, о Христе и Дионисе, вторая жена Нитча, Беате Кениг, вскоре погибшая в автокатастрофе. Подготовка к первой постановке «Шестидневной пьесы» заняла почти 30 лет — снимки с премьеры и других акций можно увидеть в парадных покоях замка, превращенных в домашний музей. Внутренний двор, идеальный резонаторный ящик для минималистской музыки Нитча, и стал главной сценой «Театра оргий и мистерий»: музыкально-драматические эпизоды ритуала повторяются здесь с небольшими вариациями от рассвета до заката, но однажды крестный ход с окровавленным распятым статистом покидает поместье, чтобы пересечь поле и оказаться на соседней деревенской улочке с винными погребами, где все дружно предаются возлияниям. Нитч родился в Вене, но рос в Принцендорфе — атмосфера Weinviertel, винного района Нижней Австрии, где католичество и дионисийство сочетаются самым органичным образом, наполняет его сочинения. Мистика и алхимия, космология и теория цвета, медицина и церковь, минимализм и информель — из духа этой музыки рождается трагедия живописи, которая не хочет умирать. Глядя на корыта с зеленым виноградом и кроваво-красными помидорами, мы чувствуем, что покойный художник, когда-то собиравшийся заняться религиозной живописью, шлет нам свой последний колористический привет.
Первая постановка «Шестидневной пьесы» в 1998-м вызвала бурю негодования — протестовали верующие и неверующие, ультраправые и ультралевые, зоозащитники и ненавистники гастарбайтеров, обнаружившие среди участников действа мигрантов без разрешения на работу в Австрии. Сегодня протесты сошли на нет: кто-то вяло попенял устроителям 160-й акции на то, что продукты питания расходуются впустую, в то время как пол-Земли голодает, да еще один местный петух весь день силился перекричать эту нечеловеческую музыку, но тщетно. Впрочем, скандалы, судебные разбирательства и яростные дебаты в прессе преследовали Нитча и других венских акционистов с начала 1960-х, и полвека спустя смысл их провокационной художественной стратегии становится понятен: в общественных дискуссиях, как в очистительном огне, проходили проверку те ценности немецкого духа, что были присвоены нацистской идеологией,— после всех ордалий Нитч мог обращаться к наследию Вагнера, Ницше и Грюневальда, не опасаясь обвинений в том, что поклоняется гитлеровским кумирам. Скептики думали, что акционистские скандалы — всего лишь рекламный трюк. Оказалось, 160 акций, каждая из которых в конечном счете поднимала вопрос о свободе, были работой по денацификации и излечиванию от травм тоталитаризма.