ОЛЕГ МИТВОЛЬ, заместитель руководителя Федеральной службы по надзору в сфере природопользования, объяснил корреспонденту "Ъ-Дома" БЭЛЕ ЛЯУВ, почему в стране может в скором времени не остаться заповедных территорий. По его мнению, это произойдет оттого, что за этими территориями некому присматривать.
— Что сейчас происходит с особо охраняемыми природными территориями (ООПТ)?— Значительная часть территории России изменена хозяйственной деятельностью. Ущерб от нее окружающей среде эксперты Всемирного банка оценивают в $800 млрд. Вместе с тем определенная часть бизнеса, государственных структур и общества воспринимает ООПТ как барьер для экономического развития.
— Почему?
— Руководство национальных парков, пытаясь восполнить дефицит бюджетных средств, зачастую идет на неправомерные действия и различного рода нарушения. Имеют место факты самовольного строительства, прокладки коммуникаций, незаконной рубки леса. К примеру, с огромным трудом получены два решения Верховного суда, противодействующие отторжению от территории заповедников (речь идет об Алтайском заповеднике и Кавказском биосферном заповеднике.— "Ъ-Дом") территорий.
— Кто сейчас осуществляет надзор за использованием ООПТ?
— Госуправление ООПТ федерального значения должно осуществляться Федеральной службой по надзору в сфере природопользования (Росприроднадзор). ООПТ регионального значения, которых на сегодняшний день существует более 2 тыс., находятся в ведении субъектов РФ. Но Росприроднадзор не имеет реальных рычагов управления — до августа прошлого года здесь работали 10 тыс. сотрудников, но после структурной реорганизации МПР штат ведомства урезали. Сейчас у нас в отделе, осуществляющем надзор над ООПТ,— три человека.
— В чем сложность законодательного регулирования ООПТ?
— Механизм комплексного природопользования, который должен применяться для ООПТ, к сожалению, не нашел отражения в действующем природоресурсном и природоохранном законодательстве. Поэтому разрабатываются различные варианты нового закона "Об ООПТ". Основные проблемы, связанные с законодательным обеспечением деятельности особо охраняемых природных территорий, лежат в не состыковке различных отраслевых законов, в первую очередь Земельного кодекса, Лесного кодекса, закона "Об особо охраняемых природных территориях", Водного кодекса и закона "О недрах". В особо охраняемых природных территориях охране подлежат не только лес и объекты растительного и животного мира, но и воды, недра. Это абсолютно комплексное понятие — особо охраняемые природные территории. Так или иначе, уже четвертый год идут вялотекущие дискуссии на эту тему — хотя этот вопрос давно следовало решить на законодательном уровне.
— Вы неоднократно возмущались тем, что Федеральный закон #199, принятый в конце прошлого года, отменил статью #47, по которой функциями контроля над природными парками наделялись федеральные органы власти. Почему?
— Статья 47 была введена федеральным законом в июле прошлого года, по ней к нам переходил контроль за природными парками, которых в Москве 151. Минфин РФ даже выделил деньги — 100 млн рублей. При этом неожиданно, когда мы готовились их принять, статью отменили. После этого региональные ООПТ вообще выпали из поля зрения, и кто ими будет заниматься, неизвестно. Кроме того, непонятно, что делать со 100 млн рублей, которые до сих пор находятся на балансе МПР.
— Но ведь формально региональные власти получили обратно свои функции по контролю. В чем же проблема?
— В связи с тем, что функции управления ООПТ нигде не были прописаны, ими по инерции управляли местные органы власти. Из них делали все, что угодно, но не ООПТ. Кроме того, по новому закону произошла страшнейшая вещь — нам передали часть функций, ранее выполнявшихся спецморинспекцией МПР (морской контроль) и лесхозами (лесная зона), но при этом забыли создать штат сотрудников, фонд заработной платы и передать материальные средства. Если раньше в Московской области 1,5 тыс. лесников осуществляли функции надзора, то сейчас они не имеют на это никаких прав. То есть руководители лесхозов сохранились, но фактически они уже не могут контролировать леса. Например, территорию Московской области инспектируют 12 сотрудников службы — из них шесть инспекторов лесного контроля, четыре инспектора водного контроля и два — по контролю по недрам. Между тем только площадь лесов в Московской области составляет 2,1 млн га.
По России всего 400 инспекторов, при этом мы вынуждены заниматься охраной 1,2 млрд га. Для нормального функционирования службы необходимо как минимум 120 тыс. сотрудников. То же самое со спецморинспекцией — отслеживать действия браконьеров должны мы, а материальной базы и сотрудников у нас нет.
— Какое же может быть решение вопроса?
— Комитет по экологии Госдумы наиболее конструктивным выходом из сложившейся ситуации считает создание специализированного федерального ведомства по особо охраняемым природным территориям, уполномоченного осуществлять государственное управление в этой сфере и функционирующего под непосредственным руководством правительства России. Я считаю это самым правильным решением. По этому пути идут все цивилизованные стран. Например, в США, Канаде, Австралии, Новой Зеландии, ЮАР управление государственной системой природных резерватов возлагается на специализированные государственные службы — служба национальных парков США, служба национальных парков Канады, служба национальных парков ЮАР и др. Они обладают юридической обособленностью и управленческой самостоятельностью, имеют достаточное число специалистов, финансирование, информационное обеспечение и общественную поддержку. Такие службы имеют центральный аппарат и территориальные структуры, в сферу их ведения входят все вопросы управления общенациональными особо охраняемыми природными территориями.
Из-за недостатка контроля государство теряет сотни миллионов долларов в форме незаконных вырубок леса и захватов земель. В связи с тем что проблема незаконных рубок стоит давно, три пары инспекторов не могут контролировать. Я не говорю об отсутствии контроля — такие функции у нас есть, а вот средств и сил для его осуществления нет.