Выставка «В Италию! Ангелика Кауфман и "гранд-тур"» должна была открыться в австрийском Музее Ангелики Кауфман в прошлом году, но помешала пандемия. Первого показа недавно найденного портрета графини Анны Толстой, написанного одной из немногих гранд-дам в истории европейской живописи, пришлось ждать до этого лета. Рассказывает Алексей Мокроусов.
Фото: Алексей Мокроусов, Коммерсантъ / купить фото
Фото: Алексей Мокроусов, Коммерсантъ / купить фото
Музеи на малой родине художника — особый жанр, редко выдерживающий критику эстета. Но расположенный в австрийском Брегенцервальде Музей Ангелики Кауфман (1741–1807), первой в европейском искусстве нового времени женщины-художницы, достигшей признания и славы, понравится и зануде. Старинный дом в деревушке Шварценберг, волшебные пейзажи вокруг, а главное — выставки международного уровня, куда не боятся выдавать экспонаты крупнейшие собрания мира. Наследие Кауфман, ставшей первой женщиной-членом академий в Лондоне и Риме — там же были и ее ателье,— разбросано по Старому свету, ее картины собирали при всех дворах, включая петербургский. Крупнейшее же в мире собрание Кауфман, 24 холста и более 350 листов графики, находится в самом Шварценберге: наследство бездетной художницы досталось ее тамошним родным.
Собственно, заказчики и украшают центральную часть экспозиции, посвященную феномену «гранд-тура» — главного, сообразно духу эпохи Просвещения, путешествия в жизни уважающего себя аристократа XVIII столетия. Образовательный характер этого культурного вояжа к французскому сердцу и итальянским истокам европейской цивилизации (Греция принадлежала туркам и потому была куда менее удобна для этих странствий) подчеркивали многочисленные путеводители той поры; впрочем, впервые термин «гранд-тур» английский священник Ричард Ласселс употребил в своей книге «Путешествие в Италию» гораздо раньше — еще в 1670 году. И все же больше любой книги ценился человек-гид — тем более с разносторонним образованием. На выставке нашлось место гравированному портрету Иоганна Фридриха Райфенштайна — едва ли не самый известный чичероне эпохи был и арт-агентом, поставлявшим заказчиков Кауфман; он сопровождал в итальянском путешествии ее друга Гете, которого заодно еще и учил рисованию.
Кауфман и сама была художницей-путешественницей, и благодаря поездкам у нее образовались обширные связи на всем континенте. Но зарождавшийся организованный туризм сам влек к ней заказчиков. Работавшие в Риме и Неаполе живописцы зарабатывали на быстро возникшей потребности в благопристойных художественных сувенирах вроде видов античных развалин или извергающегося Везувия. В Шварценберге выставили небольшие тондо популярного в свое время Михаэля Вутки, есть здесь итальянские виды и других авторов, например, неаполитанский пейзаж Якоба Филиппа Хакерта из венского Бельведера. Но лондонский свет полюбил именно Кауфман, причем беззаветно: вернуться из Рима с ее работами считалось признаком хорошего тона. Поскольку путешествия длились в среднем от года до трех лет, многие заказывали и портреты. Обаятельная Кауфман легко находила друзей в кругу просвещенных заказчиков, среди которых была и основательница знаменитой библиотеки в Веймаре герцогиня Анна-Амалия — ее гравированный портрет также показан.
Где мода, там и русские. Среди клиентов Кауфман были и петербургские аристократы, прежде всего князья Барятинские — портрет княгини Екатерины Петровны Барятинской с семейством (1791–1792) кисти Кауфман хранится сегодня в ГМИИ, а в Шварценберге теперь показывают эскиз к нему из музея в Брегенце (саму картину из Москвы на берега Боденского озера привозили полвека назад).
Но главное открытие выставки — два полотна из люцернской частной коллекции, принадлежащие швейцарским потомкам Кауфман и впервые показываемые публично (о самом их существовании стало известно лишь в 2008 году). Одно из них, если верить надписи на обороте холста, запечатлело семью английских аристократов, на другом, как считалось прежде, была изображена сама художница. Но недавно исследовательница из дюссельдорфского Angelika Kauffmann Research Project доктор Беттина Баумгертель доказала, что в первом случае запечатлена семья польского графа, действительного тайного советника на русской службе Станислава Костки Замойского, а на полотне 1791 года изображена графиня Анна Ивановна Толстая (1772–1825), урожденная Барятинская, причем оба раза речь идет о подготовительных работах для больших семейных портретов. В случае с Замойскими полотно сгорело в варшавском Синем дворце в начале Второй мировой войны и известно теперь только по копиям, а вот изображение Барятинских хранится как раз в ГМИИ. Толстая подолгу жила за границей, много времени проводила на вилле под Флоренцией — в общем, типичная клиентка Кауфман, богатая и любившая позировать; в нью-йоркском музее Метрополитен хранится ее портрет кисти Виже-Лебрен.
Подобные переатрибуции в последнее время довольно часты в наследии Кауфман. Как это случается со всяким плодовитым и коммерчески успешным автором прошлого, многие ее работы время от времени всплывают на антикварном рынке — прежде всего рисунки, позволяющие многое уточнить в именах и датах. Искусству вроде бы хорошо и без уточнений, но с ними и небольшие музеи способны на мировые премьеры, что радует даже в эпоху отложенных гранд-туров.