В Капитолийских музеях Рима проходит выставка «Мраморы Торлониа. Собирая шедевры». Девяносто два антика из величайшего частного собрания греко-римской скульптуры на свете — коллекции Торлониа — отреставрированы на средства компании Bvlgari и доступны для обозрения впервые за многие десятилетия
Фото: © Fondazione Torlonia
Фото: © Fondazione Torlonia
Неожиданности начинаются с первого же выставочного зала, где зрителя встречает ростовая бронзовая статуя героически обнаженного Германика: не мрамор (вопреки названию выставки), но зато стопроцентная драгоценность просто по определению. Бронза, в отличие от мрамора, который разве что на известь пережечь,— материал на свою беду очень практичный в смысле повторного использования, и прекрасному Германику досталось невероятное везение: не превратиться в какую-нибудь там горку пушечных ядер, но мирно пролежать в латинской земле до XIX столетия. А теперь открывать выставочную подборку древнеримской портретной скульптуры, в которой чего только нет. Основной блок, естественно, составляют известные по многим другим собраниям портретные бюсты Цезарей I–III веков и их супруг, но завершает его женский портрет константиновского времени (так называемая «Фауста Елена») с удивительно тонкой для упадочной поры классицизирующей лепкой лица. Ну а на старте — три ультраредких бюста республиканской еще эпохи, включая знаменитого «Старика из Отриколи», чью изрытую морщинами брюзгливую физиономию с позапрошлого столетия принято приводить в пример того, как с первых своих шагов портретное искусство классического Рима рвалось к психологически изощренному и иногда даже беспощадному «веризму».
И все же несколько десятков попавших на выставку в залах капитолийской виллы Каффарелли правителей, богов, богинь, атлетов, ваз, саркофагов — не только краткий курс истории античного ваяния, пусть и наглядный (за этим-то можно обратиться и по соседству — в основную экспозицию Капитолийских музеев). Это еще и новелла о собирательстве, археологии, менявшихся реставраторских приоритетах и перипетиях новоевропейского античного вкуса, в которой есть вдобавок другой сквозной сюжет — семейный.
Если помните, в «Графе Монте-Кристо» Альбер де Морсер, попав в заложники к римским разбойникам, просит друга раздобыть деньги на выкуп: «Бегите к Торлониа, возьмите у него четыре тысячи пиастров»,— а в ожидании исхода мирно спит в катакомбах: «Мне снилось, что я танцую галоп у Торлониа с графиней Г.». Виконт, как и Дюма, знал, о чем говорил: род Торлониа действительно находился в эту пору в зените великолепия, и вряд ли у кого-то еще в Риме можно было непринужденно выпросить среди ночи тысячи пиастров. Великолепие это, впрочем, было недавнее. Семья выходцев из Оверни поселилась в Риме ближе к концу XVIII века и поначалу торговала тканями, но быстро нашла настоящее золотое дно — банковское дело. Занимаясь финансами несчастных римских пап наполеоновского времени и ссужая им деньги, Торлониа стали своими людьми при дворе и в городе, потом сказочно разбогатели, потом получили многочисленные княжеские и герцогские титулы, потом породнились с великими фамилиями древней знати вроде Орсини и Колонна. Иными словами, в начале XIX века умудрились проделать тот же блистательный путь, который совершили их единичные коллеги эпохи Ренессанса.
И, как полагалось настоящей римской аристократии, Торлониа немедленно стали страстными коллекционерами древностей. Последние оказывались у них буквально под ногами: скупая земли в Риме и окрестностях, князья проводили там раскопки. Так были найдены и тот же бронзовый Германик, и аттический вотивный рельеф (единственный греческий оригинал на выставке), и несколько эллинистических атлетов, и горельеф с видом остийского «Августова порта», испещренный загадочными изображениями (тоже вотивного толка, видимо) и сохранивший следы первоначальной раскраски.
Но раскопками дело не ограничивалось: новые магнаты активно скупали оптом и в розницу мраморы, принадлежавшие другим, часто крайне знаменитым собирателям. В итоге в коллекцию Торлониа влились уники из собраний любимца титулованных путешественников XVIII века скульптора Бартоломео Кавачеппи, покровителя Винкельмана и Менгса кардинала Альбани, современника Бернини маркиза Винченцо Джустиниани, а также произведения, которые кочевали по римским дворцам и виллам с XVI, а то и с XV века, меняя владельцев и периодически служа натурой для влюбленных в древности заезжих художников.
Фото: © Fondazione Torlonia / Photo Lorenzo De Masi
Фото: © Fondazione Torlonia / Photo Lorenzo De Masi
Фото: © Fondazione Torlonia / Photo Lorenzo De Masi
Фото: © Fondazione Torlonia / Photo Lorenzo De Masi
Фото: © Fondazione Torlonia / Photo Lorenzo De Masi
Фото: © Fondazione Torlonia / Photo Lorenzo De Masi
Фото: © Fondazione Torlonia / Photo Lorenzo De Masi
Фото: © Fondazione Torlonia / Photo Lorenzo De Masi
Фото: © Fondazione Torlonia / Photo Lorenzo De Masi
Фото: © Fondazione Torlonia
Царственный «Нил Барберини» из темно-серого мрамора, у ног которого примостился крокодильчик, Улисс, прячущийся от Полифема под брюхом исполинского овна, строгая «Гестия Джустиниани», чьей холодной раннеклассической красотой восторгался Винкельман, гигантская «ваза Альбани» с несравненным циклом подвигов Геракла (наверняка украшавшая когда-то императорскую виллу) — все это только сливки: коллекция Торлониа насчитывает более шести сотен скульптур. Авторитетные кураторы Карло Гаспарри и Сальваторе Сеттис отобрали для выставки вещи демонстративно роскошные, вещи ходовые, вещи кричаще необычные (вроде погребального рельефа, с почти снейдерсовским смаком изображающего мясную лавку), но сберегли и историю бытования античных находок в донаучной европейской среде. Это тоже отдельный сюжет — Геркулес, собранный как пазл из разнокалиберных и разнородных мраморных фрагментов, и лежащий козел, голову которого изваял взамен утраченной сам Бернини, напоминают об эстетической жадности, хотевшей видеть античные статуи (уж в каком бы фрагментарном виде их ни извлекли на свет римские землекопы) непременно целыми и всесовершенными.
В этом смысле выставка — не только достижение научное и реставраторское, но еще и мемориал европейского неоклассицизма. Только экспонируются скульптуры не с той часто неудобной декоративностью, с какой их показывали в сиятельных собраниях XVIII — начала XIX века, а с наглядностью и удобствами современного выставочного дизайна — интерьеры, самую чуточку стилизованные под античность, создавало миланское бюро Дэвида Чипперфильда. Мемориал тем более ценный, что мраморы Торлониа последние полвека просто-напросто никто не видал: когда-то выставленные в приватном Музее Торлониа, они оказались затем в наглухо закрытых запасниках. Очевидно, нынешняя выставка — только начало, и великолепно отреставрированные мраморы ждет насыщенная экспозиционная судьба. Но у нее в любом случае будет совершенно особый оттенок. Великие коллекции Фарнезе, Людовизи, Барберини, Альтемпс давным-давно переместились в государственные музеи, и их провенанс — не более чем научное обстоятельство, мало что говорящее обычному посетителю. А собрание Торлониа этому memento mori успешно противостоит: оно — факт по-римски живой, причудливый и щедрый на занимательное красноречие.
«The Torlonia Marbles. Collecting Masterpieces». Рим, Капитолийские музеи, до 29 июня
«Эти мраморы будут путешествовать из музея в музей, из города в город»
Фото: © Fondazione Torlonia / Photo Lorenzo De Masi
Фото: © Fondazione Torlonia / Photo Lorenzo De Masi
Авторы проекта выставки «Мраморы Торлониа» рассказали Елене Стафьевой о его истории
Лучия Боскаини, глава департамента наследия Bvlgari:
Мы познакомились с семьей Торлониа совсем по другому поводу. Девять лет назад мы пришли с синьором Николой Булгари на принадлежащую им виллу Альбани — довольно таинственное место в самом центре Рима с огромным парком; князь Алессандро Торлониа вел там совершенно закрытую жизнь до своей смерти в 2017 году. Увидеть его мне не пришлось, нас принимал его внучатый племянник Алессандро Пома Муриальдо — с тех пор между семьей и нашей компанией установились постоянные отношения. В 2016 году Алессандро-младший упомянул в разговоре, что они с Алессандро-старшим наконец достигли некоторых соглашений с министерством культуры по поводу Fondazione Torlonia. И я тут же спросила его, готовы ли они принять поддержку Bvlgari, потому что вновь явить миру эти сокровища — очень важное дело. Так было положено начало этому проекту, и мы надеемся, что наше сотрудничество будет продолжаться.
Пока мы полностью покрыли расходы на реставрацию всех 92 мраморов, выставленных сейчас в палаццо Каффарелли. Они долгое время находись в специальном хранилище в Трастевере, они были в приемлемом состоянии, но с нашей поддержкой была начата именно полноценная реставрация. Палаццо Каффарелли было специально отреставрировано для этой выставки по решению мэрии Рима на муниципальные средства.
Обычно мы делаем проекты с общественными институциями — памятниками или музеями,— которым нужны частные деньги. Торлониа — частная коллекция, и это непривычно для нас, но сейчас эта частная коллекция становится общественным достоянием: мраморы, которые сейчас выставлены, будут путешествовать из музея в музей, из города в город, среди этих городов может оказаться и Москва. Уже достигнуты соглашения с Лувром, с вашингтонской Национальной галереей и Британским музеем. У этой коллекции большое будущее, мы бы хотели принять в нем участие, и есть разные сценарии этого участия. Это определенно будут самые долгие отношения в истории культурных проектов Bvlgari.
Карлотта Ловерини Ботта, управляющий директор Fondazione Torlonia:
Музей Торлониа был создан герцогом Алессандро Торлониа в 1875 году. Коллекция была разделена на залы и организована с большим пониманием. Более того, он заказал братьям Висконти каталог-резоне — и это был первый каталог с фотографическим репродукциями всех 620 предметов, то есть было намерение зафиксировать и сохранить всю информацию о собрании. Во время войны министерство культуры попросило семью Торлониа перенести часть статуй на виллу Альбани, где они были в большей безопасности. После войны семья хотела вновь открыть музей, но поместить его где-то недалеко от виллы Альбани. Обсуждалось три проекта, но дело так и не продвинулось из-за бюрократических проблем.
Относительно недавно возникла идея взять относительно небольшую группу мраморов, реставрировать и выставить их. И этот проект очень успешно реализован. Теперь, когда эти мраморы отправятся в мировое турне, итальянское правительство, семья и Fondazione Torlonia будут дальше работать вместе, чтобы найти подходящее пространство для других скульптур. В то же самое время лаборатория, которую фонд открыл на вилле Альбани, будет продолжать реставрацию оставшихся скульптур.
доктор Анна Мария Карруба, руководитель группы реставраторов:
Все статуи остались такими, какими они попали в коллекцию Торлониа, все исторические вмешательства сохранены, по ним видно, что у них долгая история. Их надо было почистить и зафиксировать графически и описательно все интервенции в течение этой истории, которых было особенно много в XVIII-XIX веках.
Сейчас мы имеем дело с коллекцией Торлониа, но эти скульптуры прежде принадлежали другим коллекциям — Джустиниани, Альбани и другим. Тогдашний подход к коллекционированию был энциклопедическим — в коллекции должны были быть императоры, боги, атлеты, герои. Допустим, у владельца коллекции не было Геркулеса, но было несколько атлетов, и он мог отдать их мастеру, чтобы тот сделал Геркулеса. Кроме того, считалось недопустимым иметь в парке статуи без носа или без руки — было принято, чтобы они имели гармонический законченный вид. Наша задача состояла в том, чтобы понять, что и когда было добавлено в скульптуру, потому что тогда, в XVIII–XIX веках, недостатка во фрагментах не было — были мастерские, где хранились руки, где хранились торсы, головы и т. д. Сейчас, конечно, подход к реставрации кардинально изменился, но я считаю, что тогдашние мастера обладали превосходным вкусом и добились прекрасных результатов. Среди них были большие скульпторы, семья Бернини, Канова и его ученики. И хотя эти статуи были составлены, в них не было никакой неестественности.
Сейчас в некоторых случаях убирают исторические интервенции, но я не поклонница такого подхода и считаю, что они могут быть очень ценными сами по себе. Например, на выставке есть скульптура козла: это вполне заурядное античное тело, но голову сделал Бернини — и она придает этому мрамору характер.