выставка живопись
В Санкт-Петербурге открыта выставка Владимира Шинкарева "Великая Китайская стена". На вернисаже побывала АННА Ъ-ТОЛСТОВА.
Семнадцать пейзажей. Стена и правда присутствует. Вот бастионом покажется, вот целой куртиной, а вот стены совсем нет, растаяла в тумане, и вообще ничего нет, серая муть какая-то, а все равно понятно, что никакая это не абстракция, а именно что вполне определенный пейзаж. Гамма обычная шинкаревская: мрачная, серовато-охристая, только местами — ради, наверное, китайской роскоши — покажется натуральное золото. Впрочем, сам Владимир Шинкарев на "китайскости" своих работ не настаивает, намекает на местный, петербургский колорит. Говорит, что главные составляющие пейзажа — это "свет и небо, и кое-какая растительность, и постройки", то есть то, что можно обнаружить где угодно. Увидеть со стены Петропавловки или кронштадтского форта да с любой петербургской крыши.
Широкой публике Владимир Шинкарев известен главным образом как создатель самого популярного и общедоступного в актуальном искусстве брэнда "Митьки". Во всяком случае, он его словесно оформил, придумав термин и написав одноименную книгу. Между тем в последние годы господин Шинкарев отошел от подрастерявшего былой драйв движения дальше, чем кто-либо другой. И вернулся к тому, с чего все начиналось и что, в сущности, никогда и не бросалось,— к просто живописи. И даже больше — к пейзажу. То есть к "собственно живописи" (так называлась одна из его выставок): ведь чего полным-полно на любой выставке и чем завешены стены всех на свете "арт-салонов"? Ими, картинами природы. Но чтобы решиться художнику не салонному, а настоящему писать "просто пейзаж", тут требуется известное мужество. Потому что пейзажу очень трудно претендовать на концептуальность. А что за актуальное искусство без концептуальности? И оттого в больших музеях больше любят ну хоть чуть-чуть концептуального Владимира Шинкарева, автора митьковских по духу комиксов про "Всемирную литературу" (1997-1999), которые, по слухам, будут продолжены другим циклом — "Всемирный кинематограф". А пейзаж, даже если он и назван как-то замысловато, это же все равно "просто живопись".
На вернисаже говорили главным образом о том, что хоронить живопись рано, что она, мол, себя еще покажет и так далее. Впрочем, такое говорят на всех вернисажах, когда выставлены "просто картины". Но, вглядываясь в "просто живопись" Владимира Шинкарева, понимаешь, что не так уж она проста и свою ученость грамотно скрывает под этаким простонародным минимализмом. Вот вроде бы всего лишь серый фон, белая полоса, там намалевано, тут подкрашено — а выходит давно знакомый вид, узнаваемый не только в натуре. И если в той золотой глыбе почудятся крымские красоты Константина Богаевского, а в этой серой мути — ранние ладожские этюды Архипа Куинджи, то это, может быть, и правильно. Даром что ли митьки так тщательно осваивали передвижническое наследие? И понимаешь, что пустота этого серого — никакая не дзенская, а просто пустота северной атмосферы, ноябрьской мглы над заливом и пустота в душе человека, эту безнадежную серость созерцающего.