В 2020 году в связи с пандемией государство оказало некоммерческим организациям (НКО) беспрецедентную помощь. Только по итогам апрельского конкурса Фонда президентских грантов 4,6 млрд государственных рублей были распределены между 2402 неправительственными организациями. А ведь есть еще региональные грантовые программы, есть муниципальные, есть программы связанных с государством крупных компаний. С одной стороны, нельзя не радоваться тому, что третий сектор получил поддержку. С другой стороны, нельзя не испытывать опасений, что общественная деятельность сольется с государственной деятельностью до полной потери различий.
Фото: фото из личного архива
Фото: фото из личного архива
Русфонд тоже попал в двусмысленную ситуацию: одной рукой мы берем значительные государственные деньги (70 млн руб. на 2020–2021 годы), чтобы строить Национальный регистр доноров костного мозга, другой рукой не устаем писать критические статьи о Министерстве здравоохранения и государственных клиниках, которые, на наш взгляд, строительство регистра тормозят. В условиях пандемии без президентского гранта обойтись нельзя — без него строительство регистра замерло бы. Но и без критики госорганов нельзя обойтись тоже: государственные регистры строятся медленно и неэффективно, а предложения Русфонда по модернизации процесса не принимаются. Дабы не сойти с ума от этого шизофренического раздвоения, мы представляем себе дело так, что высшая власть хочет прогрессивных изменений, а на уровне ведомств они спускаются на тормозах. И все же чувство, что государство расколото внутри себя, не отпускает. Фонд президентских грантов значительными суммами поддерживает нашу работу, а Минздрав не принимает ее результатов — как так может быть?
Об аналогичных проблемах других некоммерческих организаций можно только догадываться или перешептываться в кулуарах благотворительных конференций. Если НКО, занимающиеся, например, помощью старикам, получают государственные деньги, то в каких кабинетах они могут заявить чиновникам, что система наших домов престарелых не годится в принципе? Если государство поддерживает деятельность НКО, закупающих для больных редкие лекарства, то станут ли такие НКО настаивать на необходимости полной перестройки практики регистрации лекарств? Если НКО, занимающееся проблемами бездомных, получило от города автобус, то с какой степенью настойчивости оно будет требовать от городских властей прекратить практику найма в строительные организации бесправных гастарбайтеров? Иными словами, если государство помогает нам, то можем ли мы не только предлагать государству локальные улучшения, а требовать решительных реформ социальной сферы?
Практика показывает, что нет. Многие благотворительные организации, всерьез рассчитывающие на государственные гранты, давно уже стали нанимать на работу новую категорию специалистов — экспертов по грантам. Фандрайзеры с гордостью пишут в резюме, что выступали экспертами в тех или иных государственных грантовых программах. То есть «я знаю, как распределяются государственные деньги, и смогу грамотно составить заявку, чтобы деньги получить». В этой практике нет ничего дурного — коммерческие компании тоже охотно нанимают бывших чиновников, чтобы те наладили отношения компании с властью и так способствовали росту прибыли акционеров.
Но такая практика не может привести к инновационным прорывам. Институционализация, формализация и бюрократизация отношений государственного и некоммерческого секторов неминуемо приводит к исчезновению маргинальной, но критически важной группы людей — чудаков. Наивных мечтателей, способных думать, например, что здравоохранение следует строить, исходя не из заранее заданных параметров бюджета, а из сострадания к людям.
Эти самые чудаки с трудом вписываются в формат правительственных комиссий, рабочих групп и грантовых конкурсов. Но именно им приходят в голову такие странные мысли, как «разрешить женщинам голосовать», «отменить рабство» или «поручить строительство регистра доноров общественности».