— Посмотри, какая красивая змея! Обними ее!
— Ни за что, Варя! — кричит няня из обморока.
— Тогда поцелуй ее, у нее красивый красный язычок!
— Лучше я поцелую дементора, чем змею, — отвечает няня, начитавшаяся по наущению старшего моего сына Васи книжек про Гарри Поттера.
— А ты представь себе,— нежно говорит Варя,— что это не змея, а просто червяк.
Варе ничего не стоит поцеловать червяка. Когда наша собака поймала однажды в саду мышь, Варя подбежала к собаке, отняла мышь, отнесла к забору, отпустила за забор и гордо рассказывала потом, как спасла красивую мышку.
— Варя, не трогай ничего своими мышиными руками! — кричит няня.
Но поздно, у Вари уже полные руки черных волосатых гусениц. Гусеницы живут у нас в доме. Вернее, жили до тех пор, пока кто-то не объяснил Варе, что гусеницы превращаются в бабочек. Однажды вечером я пришел домой и спросил Варю, где ее гусеницы.
— Варя где твои гусеницы?
— Я их убила.
Честно говоря, я был слегка ошарашен таким ответом, прозвучавшим из уст трехлетней девочки:
— Как убила? Зачем убила? Это же были твои любимые гусеницы!
— Ну просто убила, потому что гусеницы, когда умирают, превращаются в бабочек.
— Боюсь, что ты ошибаешься, Варенька. Убивать нельзя!
— А ты не бойся ничего, папочка. Они оживут.
На следующее утро мы выглянули в окно и увидели, что сад полон бабочек. Варя ликовала. Она заставила няню сшить сачок из москитной сетки. Я предлагал было сачок купить, но Варя сказала, что в магазинах продаются ненастоящие сачки для бабочек, а настоящие сачки надо шить. Откуда она это взяла? Когда няня сшила Варе сачок, девочка побежала на улицу и принялась ловить бабочек. Только сачок ей был не нужен. Я помню, давным-давно было у меня такое лето, что мотыльки сами садились мне на руки. Было вообще очень странное лето в Москве, кажется, в середине 1980-х годов. Нашествие мотыльков. На Пушкинской площади, я помню, мотыльков было столько, что они, закружившись у фонарей и разбившись о фонари, валялись на асфальте и хрустели под ногами прохожих. И в тот же год все лето стоило мне протянуть руку, как на ладонь садился мотылек. Я, наверное, был очень хорошим человеком в то лето, или я не знаю. То есть я не знаю, каким нужно быть человеком, чтобы на ладонь тебе садились мотыльки, но знаю, что моя дочь Варя — именно такой человек.
Она ловит бабочек руками. Она подбегает к летящей над травой бабочке, протягивает руку, и бабочка ловится. Она ловит бабочек руками быстрее, чем няня ее ловит бабочек сачком. Она наловила их пару десятков и принесла домой, как приносят цветы. И отпустила в доме. Она говорила:
— Папа, как красиво! В моем доме полно бабочек!
Бабочки летали по комнатам, сидели на шторах. Время от времени любимая Варина кошка Мошка подстерегала одну из бабочек, ловила ее и ела. Почему-то Варе не приходило в голову отнимать у кошки придушенных бабочек, как отнимала она у собаки придушенную мышь. Я думаю, девочка и кошка по-своему как-то представляют себе жизнь мотыльков и вообще жизнь.
Я каждый день вижу, как моя дочь Варя пеленает кошку и укладывает спать. Пеленает туго. Кошка немного воет, когда ее пеленают, но не кусается и не убегает. У кошки есть существенные резоны позволять Варе мучить себя. У бабочек, полагаю, есть существенные резоны позволять Варе мучить себя до смерти. Ну конечно же, каждый вечер я читаю дочери лекции о хорошем отношении к животным. Но животным наплевать на мои лекции. Иначе кошка не приходила бы к Варе играть, а мотыльки не садились бы ей на ладони.