В кинопрокат вышел дебют Филиппа Юрьева «Китобой» — чукотский сказ, мгновенно ставший международным феноменом. Вслед за Гран-при молодежного жюри программы «Дни авторов» Венецианского фестиваля он завоевал призы за режиссуру и лучшую мужскую роль на «Кинотавре». Лукавый и простодушный, как его герой (Владимир Онохов), обаятельный некоторой косолапостью фильм, на взгляд Михаила Трофименкова — зятя советского китобоя, избежал неизбежных ловушек авторского кино.
Синефильское любование суровыми пейзажами Чукотки не мешает фильму быть обаятельным, простодушным и человечным
Фото: Man's Films Productions, Studio Orka, ТПО "Рок"
Синефильское любование суровыми пейзажами Чукотки не мешает фильму быть обаятельным, простодушным и человечным
Фото: Man's Films Productions, Studio Orka, ТПО "Рок"
Добрый еще не молодец, но пацан-девственник Лешка бьет китов у кромки льдов и трогательно заботится о деде (Николай Татато), тайком танцующем рок-н-ролл и периодически безуспешно собирающемся умереть, по заветам предков, в тундре. И, как все мужское — другого-то и нет — население поселка Лорино, дрочит на красотку Hollysweet_999 (Кристина Асмус) из американского порночата, ежесекундно поправляющую кружевные трусы. А что им еще делать, если до Анадыря, ближайшего полиса, где, по слухам, есть свои гетеры, пять часов на самолете? Идея трафика фемин на барже напарывается на бесспорный аргумент: они ж в дороге замерзнут, как пельмени, китобои о них все письки отморозят.
Эта сексуальная озабоченность — рыцарского, метафизического толка. Hollysweet воплощает, выражаясь языком символистов, Вечную Женственность. За нее лоринские пацаны сходятся на натуральных дуэлях с использованием подручных средств. Мечта о Женщине совпадает со столь же сексуальной мечтой об Америке, где «все гуляют и пьют без закуски». Как завораживающе звучит слово «Детройт» — адрес Hollysweet. Видели бы пацаны реальный Детройт, напоминающий гарлемскую свалку после атомного бомбометания.
Вдохновляясь примером героев местных преданий о нарушителях границы, Лешка ломится на моторке из Лорино в Детройт. Переживает, как и положено сказочному герою, метафизические смерть и воскресение. Оказывается на вполне мистическом острове Нигде. Встречается со сказочными посредниками-трикстерами: немногословными отечественными браконьерами и бессмысленно болтливым — Лешка его все равно не понимает — хитромудрым погранцом-янки. И убеждается в простых истинах: земля — круглая, жизнь — всюду, хорошо там, где нас нет, а дома лучше.
Над «Китобоем» витают тени великих предшественников, Алексея Балабанова и Аки Каурисмяки. Балабанова — не только в силу жестокого сочувствия народам Севера: его герои тоже мучительно совокуплялись и прощались с Америкой, которая, по словам философа Бодрийяра, не что иное, как огромный экран, на который мир проецирует свои желания. Каурисмяки вспоминается в силу визуального минимализма, если не примитивизма панорам чукотского быта и вспышек невозмутимого юмора. Не обошлось без изящно-издевательского реверанса в адрес коллеги-режиссера: уважаемый Андрей Звягинцев, останки вашего Левиафана вы ищете не там, приезжайте-ка к нам на Чукотку.
Синефил Юрьев в ловушку синефилии не попадает, как и в череду спекулятивных ловушек, попадание в которые как раз отвечает правилам игры в мировом авторском кино. Чего ему стоило всхлипнуть навзрыд над судьбой малого народа, подыграв модной болтовне о постколониальном синдроме. Да нет, чего плакать. Да, вот так вот люди живут на краю света: так на то он край света и есть. И не перестают от этого быть людьми, и не вымирают напоказ, как раз за разом отказывается вымирать Лешкин дед.
Или еще — можно же было, спекулируя на экологии, размазать по экрану жестокие подробности китобойного промысла. Но Юрьев до этого не снисходит. Промысел как промысел. Да, прибой на Чукотке кроваво-красного цвета. И вода из умывальника смывает с рук добытчиков кровавую пену. Такова жизнь, таково пропитание аборигенов. Китов жалко не больше и не меньше, чем людей, издавна выходящих на поединок с ними на лодках с гарпунами. Пусть они с китами свои отношения выясняют, а мы примем эти отношения как данность, как принимает их Юрьев.
В 1990-м одним из фильмов, надолго определивших эпоху, было «Облако-рай» Николая Досталя: обалдевшего от бессмысленного провинциального быта героя, сдуру совравшего соседям, что, дескать, уезжает он на Дальний Восток, родной городок насильно выталкивал в райское никуда. Мечта о побеге так или иначе с тех пор царила в отечественном кино. «Китобой» замыкает магический круг: Лешка успешно сгонял пусть в ненастоящую, но Америку, устал и вернулся домой. Земля-то круглая, но твердая, а на облаке не устоишь: ноги провалятся.