Новый Год без потерь в живой силе

Традиционную рождественскую историю для наших читателей на этот раз рассказывает АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ. По роду занятий он все время оказывается в разных местах и однажды на Новый год оказался в Грозном.

На лишний билетик

Это было в первую чеченскую войну. Заканчивался 1995 год. У одной крупной телекомпании возник амбициозный проект: приехать в Чечню и снять большое кино про то, как эта мятежная республика встречает Новый год. Телекомпания очень долго готовилась к проекту. Сценарий был расписан буквально по минутам. Несколько камер, десятки журналистов... Все было готово к встрече Нового года. Командование в Ханкале тоже было предупреждено. И там шли последние приготовления. Нам был обещан теплый прием. Военные, как Дед Мороз, готовы были выполнить любые наши желания.

Правда, когда мы приехали в аэропорт, выяснилось, что продюсеры не купили нам ни одного билета. Не кому-то одному, а всем участникам проекта. Накануне они долго договаривались друг с другом, кто это должен сделать, и в итоге, конечно, самолет в Минводы улетел без нас. И второй, и третий. Свободных билетов в предновогодние дни не было даже у спекулянтов.

Надо сказать, что обстановка в Чечне в то время была довольно спокойной. Прошел год с начала того жуткого штурма Грозного. Город по всем признакам контролировали федералы, но полной уверенности в этом не было и у них самих. Впрочем, теракты были редкостью, а журналистов только начинали похищать, и никто, прежде всего сами похитители, даже еще не успели понять, что через несколько месяцев это будет их единственный бизнес.

Так что многие, пользуясь этим спокойствием, хотели попасть на Новый год в Грозный. А больше всех мы.

Амбициозное кино

Ну и как раз у нас шансы были теперь минимальные. Мы заняли бар на втором этаже аэропорта Внуково, и в ту ночь чужих в нем уже не было. Продюсеры в это время трудились над проблемой. К утру им удалось купить с рук два билета в Ставрополь. Кому лететь? Я до сих пор не понимаю, почему выбор пал на меня. Дело в том, что я ведь был все-таки посторонним в этой компании. Я работал в газете "Московские новости". Нельзя, конечно, полностью исключить, что как раз поэтому было решено, что в Грозный полечу именно я. Со мной полетел мой приятель Сергей, режиссер телекомпании, который умел обращаться с камерой. Остальные вынуждены были вернуться к домашним очагам и без всякого толку встречать этот праздник в кругу семьи.

А мы в ночь с 30 на 31 декабря полетели в Ставрополь. Он был все-таки ближе к Грозному, чем Москва. Всю эту ночь и весь следующий день мы добирались до столицы Чечни. По дороге из Ставрополя до Грозного мы сменили 12 попутных машин. И поздним вечером попали в этот город.

Считалось, что там комендантский час. На самом деле все ездили куда хотели, и никому за это ничего не было. Мы без всяких приключений добрались до базы наших войск в Ханкале. Там нас уже даже ждать перестали, но все же очень обрадовались и сразу привели в теплую казарму за длинный офицерский стол. Мы сказали, что про этот стол будет, конечно, тоже небольшой сюжет в нашем фильме, но все наше амбициозное кино не может состоять из этого сюжета. Такой стол можно снять и на Камчатке.

— На Камчатке совсем другой стол,— с неожиданным раздражением сказал полковник, отвечавший за нас.— Я там служил. Там гораздо лучше стол. Там крабы есть.

— Но я вас понимаю,— продолжил он.— Вы, видимо, добросовестные журналисты. Лады, мы покажем вам и солдатский стол.

И он выполнил свое обещание. Мы посмотрели. На самом деле эти столы ничем друг от друга не отличались. Солдаты, стоявшие рядом, переминались с ноги на ногу и поглядывали на нас с неприязнью. Это из-за нас им запрещали есть и пить в Новый год.

Потом один из них робко попросил нас позволить ему передать привет родителям в Самаре. Следующие 40 минут мы на камеру принимали солдатские приветы. Некоторые приветы вошли в кино.

— Ну ладно,— начал вдруг интенсивно хлопотать полковник.— Через час Новый год. Надо проводить старый.

Расстрел Деда Мороза

Мы проводили. За столом офицеры рассказали нам несколько поучительных историй про воинскую доблесть и массовый героизм, присущий солдатам-срочникам.

Наконец я не выдержал и сказал, что мы должны поехать на позиции, туда, где нет всего этого глянца, и поснимать встречу Нового года там.

— Ну вот! Все равно лучше, чем здесь, не будет,— убежденно сказал он.— Скоро командующий подъедет. Постреляем.

— Как куда? В Деда Мороза! — он подошел к шкафу и вытащил истерзанное, в нескольких местах насквозь простреленное чучело Деда Мороза высотой где-то в метр. Шапка у Деда была в клочьях. Кушака не было вовсе. Посох, наполовину отстреленный, напоминал бейсбольную биту. Из пробитого в нескольких местах живота вместо кишок вылезала вата. По лицу Деда Мороза блуждала рассеянная улыбка человека, которому уже нечего терять.

Он поставил Деда Мороза на деревянный столик и выстрелил, не целясь, из своего пистолета. Грохот был страшный. Со стен посыпалась штукатурка. Только Деду Морозу ничего не сделалось. Он держался. Полковник промазал.

— Еще в прошлый Новый год нам его подарили шефы из какого-то села, что ли, в Краснодаре,— благодарно улыбнулся полковник.— И представляете, до этого праздника дотянул! Кто бы мог подумать. Ведь мы его даже на Восьмое марта к стенке ставили.

— Мы должны это снять,— сказал я.— Это очень важный сюжет. давайте повторим. И не промахнитесь на этот раз.

— Нет, не очень важный сюжет. Совершенно не важный,— уточнил полковник.— Ведь если в Москве этот сюжет увидят, то тогда нас к стенке поставят.

Я еще пытался уговаривать этого застенчивого человека, но быстро понял, что все это совершенно бессмысленно. А времени до праздничного боя курантов почти не оставалось.

— Ну ладно,— сказал полковник.— Если вы так настаиваете, езжайте на позиции. Только там грязно.

— Нет, что вы! Новый год все-таки! И командующий вот-вот подъедет. Может, и вы все-таки останетесь?

"Стенд-ап" без закуски

— Зачем? Если уж очень захочется, можно же и потом записать стенд-ап в кузове. Хоть подготовимся.

— Нет,— твердо покачал он головой.— Ты должен проверить себя. Вот можешь ты или не можешь в этой обстановке сказать несколько слов, от которых заплачет вся страна? На первый взгляд они ничего не значащие. Но в них будет такое настроение, что у всех остановится сердце. Можешь?

Я вдруг понял, что он за тот час, что мы сидели в теплой казарме, успел напиться.

— Отличная идея. А ты что, взял с собой? Молодец! А я не взял. Жалко, без закуски... Ну ничего... Погоди, я камеру на колени положу, а то не дай бог...

— А-а,— вздохнул он.— Это неинтересно. Я бы даже сказал, ты меня сейчас разочаровал.

Я, честно говоря, и сам был разочарован. Мы подъехали на место. Вокруг были палатки, вагончики, много боевой техники. И в этот момент началась стрельба. С каждой секундой она становилась все интенсивнее. Мы с большой опаской выглянули из кузова. Стреляли люди, выбежавшие из палаток. Стреляли они в воздух из пистолетов и автоматов. Я подумал, что полковник в это мгновение методично всаживает пулю за пулей в бездыханное тело Деда Мороза.

К моему удивлению, тут послышались и минометные выстрелы. Ханкала встречала Новый год.

— Слушайте,— остановил я одного лейтенанта, пробегавшего мимо, как говорится, с опрокинутым лицом.— Это из минометов?

— Ну ладно, из пистолетов палят,— сказал я.— Но ведь мины куда-нибудь упадут. А если на людей? Они ведь тоже сейчас Новый год встречают.

— Это проблема,— расстроенно согласился лейтенант.— Больше того. Это п...ц. Но в то же время я их понимаю. Застоялись парни без настоящего дела.

— А, ну ладно,— легко согласился он.— Тогда я тебя не видел, если что. И вот этого тоже, ладно? Это же ведь твой коллега, я так понимаю?

Я посмотрел в ту сторону, куда показывал лейтенант. Мой приятель стоял по колено в грязи с камерой в руке и о чем-то думал. Я подошел к нему.

— Пойдем отсюда,— неторопливо, но твердо сказал он.— Нам здесь по большому счету нечего делать.

— Понимаешь, тут идет война. Стреляют. Тут гибнут люди. Ценность человеческой жизни сведена до минимума. А мы приехали снимать кино про то, как они встречают Новый год. Это нечестно. Мне просто противно. Тошнит меня даже. Я тебе честно говорю. Пойдем. Надо найти нашего полковника. Где же он?

— Брось! — он неприязненно посмотрел на меня.— Ты ведь только начинаешь в телевизионной журналистике. Откуда этот цинизм?

Мы пошли прочь. Сергей брел за мной, покачиваясь, с камерой в руках по этой невероятной грязи до самых колен, сосредоточенно о чем-то думая. Я догадывался, что разочарование от того, чему он посвятил всего себя без остатка, возрастает с каждой секундой. Увы, мне нечем было утешить его. Я ведь и правда был новичком в телевизионной журналистике.

Демонстрация силы и человеческих слабостей

Мы нашли наш "Урал". Но в нем никого не было. Вернуться к полковнику никак не получалось. Удивительно, но канонада вокруг нас так и не смолкала. Еще полчаса, и Ханкалу можно было бы брать голыми руками. Этим людям было бы нечем защищаться.

Тут меня кто-то потрогал за плечо. Я обернулся и увидел уже знакомого лейтенанта. Рядом с ним стоял майор.

— Давайте-ка, ребята, с нами,— миролюбиво сказал этот майор.— Будем разбираться.

— С этим сейчас уже не разберешься,— спокойно ответил он.— С этим будем разбираться утром. Но знаете, что я вам скажу? Это все не просто так. Это новогодняя демонстрация силы. Пусть все знают, с кем они имеют дело.

— Ровно год назад,— осторожно заметил я,— тоже была демонстрация силы. С применением тяжелой артиллерии и танков. И что?

— Это наши гости из Москвы,— сказал майор.— Приехали... Кстати, зачем вы приехали?

И мы начали. Помню, что Сергей записал сразу несколько моих стенд-апов, и все без репетиций, с чистого листа, под крики "ура!" и "браво!". Еще больше было произнесено новогодних тостов. Затем военные люди стали рассказывать истории, приключившиеся с ними на прошлой неделе. Я знаками отчаянно показывал Сергею, что вот он, настоящий сюжет. Истории были такими, какие не смог бы придумать никто и никогда. Видимо, поэтому ни одну из них я так и не запомнил. А Сергей не смог ни одной из них записать, потому что сели аккумуляторы.

Утром, проснувшись, я увидел перед собой нашего полковника. Он был бодр и свеж, хотя и казался немного озабоченным.

— С Новым годом! — воскликнул он и поднес мне рюмку водки и вскрытую банку тушенки.

— Да не только,— махнул он рукой.— Тут со вчерашней пальбой проблемы. Несколько мин упало прямо на город.

— Только следствию об этом не рассказывай,— предупредил полковник.— Вы, как настоящие русские офицеры, сражались до конца, пытаясь остановить эту внезапную вспышку ненависти к бандитам, но проиграли вооруженным до зубов русским же солдатам.

— Ну а вы-то хорошо вчера постреляли, товарищ полковник? — застенчиво улыбнувшись, спросил майор.

— Нормально,— хмуро ответил полковник.— Надо теперь искать другого Деда Мороза. У вас шефы есть? Скоро ведь 23 февраля.

— Честно говоря, мало мы вчера сняли,— признался я.— И аккумуляторы у нас сели.

— Вот я все вещички захватил, которые вы у меня оставили,— сказал полковник.— По-моему, тут и аккумуляторы есть.

— Товарищ полковник, а пойдемте девчонок поздравим,— нерешительно сказал майор.

"Скоко-скоко?"

— Да знаю,— с досадой махнул рукой полковник.— Ни у кого нет, проверяли уже. Не подготовились вы здесь к празднику. Мы, правда, тоже. Можно, конечно, и водкой похмелиться, но лучше пивом. Праздник все-таки, сам говоришь — 1 января.

— Ты что? — свирепо посмотрел на него полковник.— Ты хоть представляешь себе, в каком состоянии сейчас люди в городе? Они же всю новогоднюю ночь под вашим обстрелом просидели. А ты хочешь у них на базаре пиво покупать для опохмела? Ни в коем случае. Это самоубийство.

— Ну ладно,— пожал плечами майор.— Я предложил, вы не согласились. Будем водкой давиться.

— Только если на двух бэтээрах поедете. И ребят из Колькиной разведроты возьмите. И все время на связи. Ясно?!

— Майор, возьми нас,— умолял его Сергей.— Ну мы же с тобой одной крови. Спали, можно сказать, накрывшись одной шинелью. И пиво за наш счет.

— Первый аргумент очень плохой,— ответил майор.— Если моя невеста узнает, что мы с тобой спали под одной шинелью, у меня могут быть проблемы. А второй аргумент очень хороший. Давайте деньги. Но вы остаетесь.

И все-таки мы уговорили его. Это был потом, конечно, центральный эпизод фильма. Мы въехали на центральный базар Грозного ранним утром 1 января на двух бэтээрах с разведротой на броне. Как в знаменитой новелле Жванецкого: "Скоко-скоко?.." Нам нужно было много. И все равно потом не хватило. Чеченцы смотрели на нас хмуро, с Новым годом не поздравляли, правда, потом предложили остаться на шашлыки.

— Ну да, а позже их бойцы подъедут,— негромко сказал нам майор.— Так-то можно было бы, конечно, и подождать, ничего страшного, даже интересно, но ведь полковник-то ждет.

Когда мы вернулись в Ханкалу, у меня в душе наконец-то начался настоящий праздник. Я понял, что наш фильм состоится. В конце концов, все, что мы отсняли в ту ночь и в то утро, было уникально.

А разве можно забыть состоявшийся все-таки визит к девчонкам в "голубой вагончик"! Этот вагончик, где жили связистки, симпатичные золотозубые военные барышни, стоял поблизости, в той же самой грязи, и постучать в него с новогодним приветом считала своим долгом вся Ханкала. Но не всю Ханкалу в то утро туда пустили. А мы там были, и связистки танцевали с нами и друг с дружкой под тоскливые песни про женское счастье. И у меня наворачивались слезы на глаза. А Сергей снимал.

Где-то через год в Москве был "Бал прессы", и я познакомился на нем с двумя саратовскими тележурналистами. Один из них, говоря о том, как вообще-то надо снимать, привел в пример наш фильм, который через месяц после этих событий показали по первому каналу. Этот фильм уже взял гран-при на каком-то европейском фестивале документальных фильмов, не самом, впрочем, престижном.

— Понимаешь,— сказал мне саратовский тележурналист,— телевидение — это абсолютно загадочная вещь. Вот фильм про Новый год в Чечне видел? Там есть один потрясающий кадр. Ночь, вокруг стрельба, и оператор держит камеру над самой грязью, которой там, ну прямо видно, море... И он идет и снимает без подсветки. И только видны впереди чьи-то сапоги. И чавкающая грязь. Не было еще такого в документальном кино!

Мой товарищ Сергей потом признавался, что сам очень удивился, когда, отсматривая исходники, увидел эти кадры. Я рассказал ему, что он снял их, когда, отругав меня за циничный подход к тележурналистике и полностью разочаровавшись в ней, он брел за мной по этой чавкающей грязи. На этих кадрах, забыв выключить камеру, он и посадил аккумуляторы.