Пластический хирург Мишель Пфульг — человек известный не только в родной Швейцарии, но и далеко за ее пределами. О его сотрудничестве со звездами первой величины ходят слухи (которые он деликатно не комментирует), а его инновации регулярно занимают место в списке новостей индустрии красоты (про это он рассказывает охотно). В Москву доктор Пфульг приехал, чтобы не только проведать своих русских клиентов, но и рассказать о своих принципах работы и о новинках в линии Re-Plasty, которой он занимается вместе с маркой Helena Rubinstein.
Фото: Helena Rubinstein
— Какую область пластической хирургии вы можете назвать для себя коронной?
— Безусловно, это хирургия лица, круговая подтяжка, пластика век и носа. Я, конечно, могу и грудь увеличить, это не проблема, но все же мне интереснее работать именно с лицом.
— Что значит в наши дни быть старым? Есть какой-то определенный возраст, на ваш взгляд?
— Для меня старение — это когда тело не слушается, когда на клеточном уровне в организме начинаются процессы замедления и человек начинает это чувствовать: ему сложнее совершать привычные действия, и это не только, условно говоря, завязать шнурки, но и посчитать в уме, что-то вспомнить. То есть я говорю даже не про отражение в зеркале, это не столь важно на самом деле, это внешнее проявление. Вообще, старение начинается с даты рождения, как бы парадоксально это ни звучало. Но когда ты себе кажешься молодым, а тело не успевает, это и есть тот момент, когда мы понимаем, что начинается старение.
— Как можно оттянуть наступление старости?
— Это очень индивидуально: стоит принимать во внимание такие факторы, как наследственность и образ жизни. И есть женщины, которым нужна заместительная гормонотерапия, а есть те, кому не нужна, и в этом нет ничего плохого. Поэтому перед тем, как оперировать пациента, я задаю много вопросов, провожу диагностику. Если человек здоров, то я сначала отправлю его к смежным специалистам, и, возможно, мое вмешательство не потребуется.
— А у вас есть клиенты, которые начинают делать операции и не могут остановиться?
— Конечно, да, есть такие пациенты. Они сначала делают операцию, которая необходима и доставляет удовольствие, то есть по-настоящему решает проблему. Но с возрастом они начинают считать каждую морщинку и не могут остановиться. У меня таких пациентов немного, да и с тем, чтобы сказать клиенту «стоп», у меня нет проблем.
— Когда к вам приходят пациенты с фотографиями звезд и со словами «хочу быть точно как она», вы беретесь за такую работу?
— Такие случаи бывают, но конечный результат предугадать очень сложно. Я всегда говорю, что точка отправления не всегда одинаковая. У каждого человека своя индивидуальность, поэтому результат не может получиться такой же, как на фотографии звезды. Ну и кроме того, эти фото обработаны фотошопом.
— Каноны красоты меняются: если раньше людям нравились такие лица, как, скажем, у Греты Гарбо, сейчас это семейство Кардашьян. Как вы к этому относитесь?
— Вы знаете, я никогда не видел Ким Кардашьян вживую, но уверен, что эта женщина не так красива в жизни, как на фотографиях. Даже скажу больше, я уверен, что она некрасива. Это все фейк. Самое опасное для психики сейчас — это селфи, ведь фотоаппарат или телефон на таком коротком расстоянии все деформирует, угол съемки искажает действительность. А она зачастую совсем другая. Тенденции в восприятии красоты изменились, но это не меняет красоту как таковую. Например, по-настоящему привлекательной была в свое время Синди Кроуфорд — она постарела, но в молодости у нее была очень живая, естественная красота.
— Говорят, что в Швейцарии считается признаком хорошей пластической операции, когда изменения во внешности не выглядят слишком явно, не бросаются в глаза. А русские клиенты хотят, чтобы после операции разница была очевидной. Есть ли такой момент?
— Да, это отчасти правда. Причем не только русские хотят, чтобы это было заметно. Есть пациенты, которые говорят: я хочу, чтобы другие видели, что я сделал себе пластическую операцию. Но часто многие, даже русские пациенты, относятся к этому иначе. Когда они оперируются у доктора, то потом параллельно меняют прическу, красятся, и когда возвращаются сюда, хотят, чтобы никто не заметил. Они говорят: о, мне сказали, у тебя новая прическа, здорово! Но никто не понимает, что человек сделал подтяжку, или глаза, или еще что-то. То есть и в Швейцарии это считается признаком качества, потому что пластика не должна быть видимой.
— Как началось ваше сотрудничество с L’Oreal?
— Лет 16 лет назад, когда я открыл свою клинику, была мода на то, чтобы были кремы от доктора, то есть при клиниках часто появлялось много именно таких брендов, которые принадлежат докторам, особенно в Америке. И в компании L’Oreal хотели создать гамму средств, за которой стоит именно медицинская база: либо дерматолог, либо хирург. Когда представители компании приехали в клинику, они поняли, что у нас много общего. Мы создали линию косметики, которая отражает эстетическую медицину: так, Mesolift, например, был вдохновлен мезотерапией. И с тех пор так и пошло — все наши новые запуски «перекликаются» с процедурами. Эти средства подходят как для тех, кто пока не решился на пластическую операцию, так и для тех, кто хочет быстрее после нее восстановиться.