Мороз, снег, метель, пурга, оттепель, мороз, гололед, сугробы, поземка, опять оттепель, замерзшие водоемы и стекла, короткие дни, длинные ночи, холод, холод, холод — все эти прекрасные составляющие русской зимы воспеты в бессчетном числе произведений русской литературы. Восхищение писателей неизменно разделяла — нечастый для России случай — и официальная пропаганда. Классики (как и власти) всегда рассматривали наличие в России такого полного чудес времени года как знак ее избранности. Они славили способность коренного населения не только регулярно выживать в нем (а немцу — смерть), но и проводить его торжествуя. Никита Солдатов собрал зимние впечатления русских литераторов, которыми они делились не с читателями, но с близкими
Жестко мне, тупо, холодно, тяжко (лютый мороз на дворе). Уехать, что ли, куда-нибудь. Куда?
Холод нестерпимый. Лень шевельнуться, лень мыслить. Тихо и однообразно проходит время. Если в комнате совершенно стихает, слышно, как горит и тихонько сипит керосин. Долог зимний вечер. Скучно.
Нынешнюю зиму я провел в Москве очень дурно и ничего не мог работать. Как подумаю о том усыпленьи и бездействии сил, в какие повергают меня холод и стужа зимы,— заранее пробирает меня страх.
Снежная буря с самого утра бушует, плачет, стонет, воет на унылых улицах Москвы — ветви деревьев под моими окнами сплетаются и извиваются, словно грешницы в аду, сквозь этот шум доносится грустный звон колоколов... Ну и погодка! ну и страна!
Час упустишь, и дом охолодает так, что потом никакими топками не нагонишь. Зазеваешься, и в погребе начнет мерзнуть картошка или заплесневеют огурцы. И все это дышит и пахнет, все живо и может умереть.
Опять холод; вчера валило с неба, кто говорит, град, кто снег, кто крупа, но что бы ни было, а гадость.
На Центральном стадионе имени В. И. Ленина в Москве организуется грандиозный праздник «Русской зимы». На площади перед стадионом устанавливаются бабы, потешные ледяные скульптуры и красочные плакаты с текстами из произведений писателей-классиков, прославляющих русскую зиму «Советская культура», 2 января 1958 года
Наше общество подобно нашему климату и нашей болотной природе: в нем всякое теплое, бескорыстное чувство умирает; об энтузиазме не спрашивай; не только не можешь ни с кем поделиться теми чувствами, которые имеешь про себя, в уединении, но робеешь их встретить.
У нас скучно и холодно. Я мерзну под небом полуденным.
Которая зима? Все они сливаются в одну, бессрочную.
Мороз, бездарный мороз. Мороз сковывает мне лицо и превращает улыбку в идиотское искривление губ. Я воспроизвожу мысленно фотографию последнего номера "Московской правды"... обмороженные и тем не менее улыбающиеся физиономии...
Должен тебе сказать, моя киска, что с каждым днем я все больше наслаждаюсь приятными чарами новой шубы, подаренной мне и позволяющей в 15-градусный мороз испытывать блаженное состояние, которое по справедливости, конечно, никак не назовешь пошлой негой... Но при всем том, какое это ужасное время года…
На небе серо, а на земле так пронзительно холодно, что мы отогревались только бегом да водкой.
Всю ночь бесновалась метель, намела сугробы, засыпала волоки — пути трелевочных тракторов. Но как только стало рассветать, все люди участка отправились на свои рабочие места. По пояс в снегу идут по просеке вальщики леса, демобилизованные воины Иван Новоселов и Виктор Селиверстов, подтягивая за собой кабель. И вот запел мотор электропилы. «Известия», 23 февраля 1957 года
Положение народа ужасно, когда вглядишься и подумаешь о предстоящей зиме; но народ как бы не чувствует и не понимает этого.
Белая, чуть синеватая мгла зимней 60°-й ночи, оркестр серебряных труб, играющий туш перед мертвым строем арестантов. Желтый свет огромных, тонущих в белой мгле бензиновых факелов. Читают списки расстрелянных за невыполнение норм.
Два или три зимних месяца буду проживать в Москве — так я решил. Погибнуть от сурового климата гораздо достойнее, чем от провинциальной скуки.
Живем как рыбы в воде или по крайней мере как лягушки в болоте. Бедные дети в этой противной природе. А зима — опять то же, что и было.
В твоем письме зимняя Ялта изображена раем. Это жестокая ошибка: это скорее умеренный ад.
Зима эта воистину нескончаемая. Глядишь в окно, и плюнуть хочется. И лежит, и лежит на крышах серый снег.
Народные приметы обещают этом году суровую и снежную зиму. Конечно, и в Москве, в других больших городах снег мешает машинам. Но если подумать — как ждет его каждый раз земля, как тревожится за свои озими, за будущие побеги своих зеленых садов и виноградников! Так пускай же привольно лежит он на отчих равнинах «Правда», декабрь 1986 года
Мокрый снег под ногами. И вообще похоже, что идешь по какой-то первой, к сожалению очень длинной, площадке темной лестницы. Да и небо над тобой словно за тем матово-волнистым стеклом, что вставляют в уборных международных вагонов.
Зима точно поторопилась прийти раньше, чем обычно, чтобы утешить нас за скверное лето. Это похоже на историю человека, который женится на женщине некрасивой и бедной, но глупой!
Зима и ночь. Когда у Мюссе спрашивали, чем он болен, он говорил — "зимою". Он воспринимал зиму как болезнь и, "кажется", вел себя сообразно этому восприятию. Что-то похожее грозит мне. Теперь же думаю, как больной, о наступлении ночи: только бы промаячить, только бы дожить до утра, до весны.
Вяземский в письме пишет, что в Петербурге холодно и ветрено, и он по поводу этого сказал острое словцо, именно: что из прорубленного Петром в Европу окна так несет и дует таким холодом, что его надо поскорее заколотить и наглухо.
Какая протяженная страна — Россия, сколько снегу, осовелых глаз, обледенелых бород, встревоженных евреек, окоченевших шпал — как мало пассажиров 2 класса, к которым я имею честь принадлежать...
Да, какая подлость быть приговоренным к такому климату, порой спрашиваешь себя, за какое преступление ты сюда сослан.
Жгучая солнечная метель метет по степи. Степь звенит, а люди смотрят на прибывающие снега и радуются, думая о будущем хлебе. Алый комбайн тихо гудит, когда человек в маске касается его звездой автогена. У них — свой диалог, своя память, своя цель впереди. «Правда», 1 февраля 1973 года
Третьего дня мы с женой поехали в лес. Я вперед знал, что едем ни за чем. Какая радость зимой в лесу? Так и случилось: заехали по безвыездной дороге до места, где поднята куча хворосту, и едва по субору завернули лошадь и вернулись домой, а у меня глаз распух от попавшей ископыти и вчера целый день простоял кол в левой стороне шеи. Нет, я зимой — никуда. Доктор спросил меня при моих 15 градусах в комнате: "Какую Вы себе старость готовите?" Я отвечал: "Теплую".
Самоубийства дворников весной, когда в апреле внезапно выпадает густой снег.
Вечер был теплый, с грязным снегом, — зимний, но теплый, что всегда труднопереносимо, поскольку вносит слишком резкую новизну в наши отношения с атмосферой.
Я знаю, что должен и имею возможность найти профессию и надежду в творчестве и что надо взять в руки молот. Но не имею сил — так холодно. Погода у всех нас в душе точно такая же, как на улице.
Стоит такая отвратительная холодная зима, что мочи нет: не знаю, переживу ли ее, и жалею, что не уехал за границу. Да черт знал.
За границей из двадцати человек, узнавших, что вы русский, пятнадцать спросят вас, правда ли, что в России замораживают себе носы. Дальше этого любознательность их не идет.
Закружили метели, грянули морозы, а в иные декабрьские дни термометр показывал минус 54 градуса. Но, несмотря на суровую зиму, живет полнокровной жизнью большой коллектив строителей Братской ГЭС. Всех нас согревает забота Родины, высокая оценка нашего труда партией и народом «Известия», 1 января 1960 года
Жуткий мороз (-21°). Разговариваем об истории и политике.
Сейчас зима, камни замерзли, свинец распластался над городом, пылевые кручи разносили по городу инфлуэнцу, тиф, воспаления, синий карлик (только в эти дни и дерзающий показываться на улицах нашей столицы) опять разгуливал в калошах и с зонтиком, под руку с супругой.
Улица была мертва, дома стояли в саванах из снега. Там, где на снег падали лучи заката, он блестел пышно и жестко, как серебряная парча нарядного гроба <...> Улица была мертва в своем пышном глазете.
Сквозь замерзшие, обросшие снегом плюшевые окна трамвая. Серый, адский свет. Загробная жизнь.
Третий день валит снег — влажный, он прилипает к подошвам, и ноги делаются тяжелыми, как у слона.
Под падающим и задерживающимся на земле снегом скрыта черная скользота. Люди грохаются всей силой тяжести прямо на легкие. Вдруг представишь себе в сгустке пальто, валенок, платка этот алый пульсирующий куст — и делается страшно.
Последний месяц русской зимы в Москве радует обильными снегами и молодящими кровь морозами — снега и морозы сулят урожайное лето. Багряны закаты и переходы солнца над столицей, ночью небо сверкает тысячами звезд, дни сухи и безветрены. «Правда», 2 декабря 1946 года
На нас идет снег. И мы — недвижимые кости.
Дорогой Максимилиан Александрович. Каково Вам зимой коктебельствуется?
У нас погода тоже скверная. Вчера была оттепель, сегодня мороз, а завтра будет дождь. Очевидно, природа стала работать в мелкой прессе. Иначе было бы непонятно такое ее поведение.
Погода на улице подлая: с неба сыплется какая-то сволочь, в огромном количестве, и образует на земле кашицу, которая не стекает, как дождь, и не ссыпается в кучи, как снег, а превращает все улицы в сплошную лужу.
Снег. Несмотря на то, два раза находило такое чувство радости, что благодарил Бога.
Плохо, что зима будет, но что же делать!
На огромных просторах нашей Родины люди в эти дни живут, казалось бы, обычной жизнью, работают, как всегда. Но есть в этой будничности проявление особого вида мужества, о котором обычно даже не принято говорить. Дескать, мороз и мороз. А если вдуматься? Человек бросает вызов стихии, сокрушающей сталь. «Известия», 9 января, 1969 года