— Марат Галимьянович, вы лично принимали участие в вынесении решения о незаконности части конституции республики, за которое, как вы считаете, вам мстят?
— Я, как руководитель, обязан был создать условия для отправления правосудия в Верховном суде. Сказать о том, что я не принимал участия, не могу, потому что мы собирались, совещались на эту тему. Однако конкретно я решение не выносил — это дело взяла судья Верховного суда Людмила Григорьевна Пронина. Она выносила решение единолично. Но это был трудный процесс. Дело находилось в нашем производстве десять месяцев. Заявлялось много ходатайств прокурором и представителями госсобрания, администрацией президента республики, кабинетом министров. Мы их изучали.— Оказывалось ли на вас лично и на судью Пронину давление в связи с этим делом?
— Конечно же нет. Но довлел сам процесс, та атмосфера, которая сложилась в это время в республике.
— Почему вы считаете, что этот вердикт суда и возбуждение уголовного дела по факту хищений в Верховном суде связаны между собой?
— Говорят, что в стенах суда было совершено преступление по ст. 159 ч. 2 УК РФ (хищение путем мошенничества с использованием служебного положения.— Ъ) — я этому не верю, это не будет доказано. Вот что говорится в постановлении о возбуждении дела: "Старший следователь следственной части ГСУ при МВД РФ капитан юстиции Хабибулина, рассмотрев материалы проверки УБЭП МВД РФ по поводу хищения бюджетных денежных средств, выделенных на сборку и расстановку новой мебели в здании Верховного суда Башкирии, постановила возбудить уголовное дело по факту хищения путем обмана и злоупотребления доверием на сумму 64 тыс. руб.". Между тем эта мебель стоит — собранная, на месте, и деньги выплачены непосредственно тем лицам, которые принимали участие в ее сборке.
— Это были ваш сын и племянник?
— Да, они, но не только они — всего пять-шесть студентов. Никто не хотел ниже чем за 15% от стоимости мебели собирать ее, а они согласились, к тому же за эту сумму привезли ее, разгрузили, расставили. Правда, договор был заключен не с моими родственниками, а с другими студентами, но они подсобили. Работали днем и ночью, без выходных, с сентября по декабрь. Кстати, органы следствия проводили эксперимент, выясняя, умеют ли мои сын и племянник собирать мебель. Оказалось, что собирают на высшем уровне.
Цель уголовного дела — найти компромат на председателя Верховного суда. Я полагаю, что постановление о возбуждении уголовного дела — это завуалированное обвинение против Вакилова. Не случайно на следующий день после возбуждения дела в прессе было сказано, что оно заведено именно против председателя ВС республики.
— А почему на заседании госсобрания республики вашим обвинителем выступил именно председатель Конституционного суда Башкирии Ильдус Адигамов?
— О том, что меня будут "казнить" принародно, на госсобрании, я узнал всего лишь за день до него. Именно господин Адигамов в числе других просил меня до госсобрания, чтобы я ушел с должности. На самом заседании парламента республики я не отвечал на вопросы депутатов, я стоял и молчал. Мне было стыдно, больно и обидно, что наши депутаты выполняют чей-то заказ.
— В своем выступлении на госсобрании председатель КС республики, в частности, обвинил вас в том, что вы за счет бюджетных средств, выделяемых Верховным судом России на реконструкцию здания Верховного суда Башкирии, отремонтировали на миллион рублей свою квартиру, при этом он ссылался на сведения от ваших соседей. Это соответствует действительности?
— Нет, это ложь. Никто ко мне не приходил и ничего о квартире не спрашивал.
— А что вы можете пояснить по поводу ареста администратора суда Леона Мингажева?
— Они хотят доказать, что он сдавал в металлолом старые алюминиевые рамы при реконструкции здания суда, а деньги мы делили между собой. Но контролировать сдачу рам в металлолом должен был заказчик стройки, а это не Верховный суд, а управление капитального строительства кабинета министров республики.
— Как эта конфликтная ситуация отражается на работе Верховного суда?
— Положение скверное. Не только судьи, а все население республики ошарашено тем, что идет травля председателя Верховного суда. Ведь народ каждый день идет ко мне, чтобы найти справедливость. Я всегда начинаю прием населения с вопроса каждому: "Вы мне доверяете рассматривать ваше заявление?" Они говорят: "Да, мы вам доверяем". А то, что говорится, это похоже на 1937 год.
— Руководство Верховного суда России вас поддерживает?
— Когда тучи надо мной начали сгущаться, я побывал у председателя Верховного суда Вячеслава Лебедева и у гендиректора Судебного департамента Александра Гусева. Они призвали меня терпеть. Сейчас же я приехал в Москву, потому что уже дышать стало нечем. Чтобы хоть кто-то со мной поговорил. Со мной же никогда не говорили на эту тему журналисты местных изданий, которые печатали обо мне негативные статьи. Они боятся со мной говорить.
Стыдно за себя и за республику. Сделали меня крайним. За десять месяцев, пока рассматривался иск о незаконности конституции, ни один из депутатов, ни один чиновник палец о палец не ударил, чтобы сохранить эту конституцию. Не было ни политических дискуссий, ни встреч в верхах. А сейчас депутаты кричат, что именно Верховный суд развалил конституцию.
Я люблю свою республику, я в ней родился и жил. Был бы я государственным чиновником, я бы тоже, возможно, защищал бы этот суверенитет. Но защищать его надо, основываясь на законе, Конституции РФ, а не путем изгнания председателя Верховного суда. Я не хочу быть изгоем у себя в республике. У меня есть огромное желание работать. Я хочу делать людям добро путем правильного отправления правосудия. Если исполнительная власть растопчет или поставит на колени судебную власть, то о независимой судебной системе говорить в Российской Федерации будет невозможно. Я же перед судебной системой не виноват.