очевидцы
Вчера созданная российским Министерством обороны рота особого назначения под командованием авторитетного чеченца Джабраила Ямадаева в ходе спецоперации захватила двух участников похищения полпреда президента России в Чечне Валентина Власова. В операции приняли участие корреспондент Ъ ОЛЬГА Ъ-АЛЛЕНОВА и фотокорреспондент ВАЛЕРИЙ Ъ-МЕЛЬНИКОВ.Из Гудермеса спецназ выехал рано утром. На дорогах не было ни души, только сонные омоновцы с собаками проверяли территорию вокруг блокпостов. "В такое время ни одна военная машина не выезжает,— говорит командир спецназа Джабраил Ямадаев.— Только после девяти часов, когда пройдет инженерная разведка, по уже разминированным дорогам начинается движение военного транспорта".— "Зачем же вы поехали в такое время?" — спрашиваем мы. "Позже проводить операцию нет смысла, потому что люди, которые нам нужны, уйдут",— объясняет командир.
Накануне вечером спецназовцы получили информацию о том, что в свои дома в отдаленное село на несколько дней вернулись двое боевиков. По оперативной информации, эти двое участвовали в похищении в 1998 году полпреда президента России в Чечне Валентина Власова, удерживали его в плену, а потом получили выкуп. "Село называть не надо,— просит командир Ямадаев.— Нам свою работу светить ни к чему".
У блокпостов наша колонна замедляет движение. Военные недоверчиво вглядываются в тех, кто сидит в машине, но остановиться не приказывают. "Смотри, Рамзан похож на настоящего ваххабита, а его не проверяют",— говорит командир спецназа. Водитель Рамзан, с бородой, в камуфляже, смеется: "Тут, говорят, комиссия специальная приезжала, посадили чучело Хаттаба в 'уазик' и через все посты провезли. Нигде их не остановили. Хаттаб так и до Москвы доедет".
В селе, куда мы едем, нет ни постов, ни воинских частей, ни милиции. Последний пост остается позади, и мы съезжаем на проселочную дорогу. Бойцы надевают маски. Я спрашиваю, а как же приказ командования ОГВ, запрещающий носить маски? "Без масок ни одна спецоперация немыслима,— объясняет Джабраил.— Бойцы должны быть неузнаваемы".
— Боитесь кровной мести?
— Я не боюсь. Пусть попробуют. Но своих бойцов защитить я должен. Потом кого-то из них где-нибудь на рынке узнают, живого места не оставят. А мне этих ребят заменить трудно.
"УАЗ" резко тормозит в центре пустынной улицы. Спецназовцы выскакивают из машин. Одна группа окружает дом, другая забегает в соседние дворы и прикрывает первую группу с тыла, третья занимает позиции по обе стороны улицы. Основная группа выбивает дверь в воротах нужного дома и врывается во двор. Раздаются автоматные очереди, потом отчаянные женские крики. Через минуту спецназовцы выбегают, выводя под руки босого молодого мужчину. Тот, видимо, прямо с постели, даже не сопротивляется. Следом бегут несколько женщин. От их крика всем становится не по себе. "Быстро по машинам! — кричит командир и говорит сам себе: — Сейчас все село поднимут". Автоматчики начинают стрелять в воздух, и женщины, продолжая голосить, отстают. Одна, совсем молодая, опускается на землю и, надрывно причитая, рвет на себе волосы. Из соседних домов выбегают мужчины и женщины. Спецназовцы очередями отпугивают людей. Машины срываются с места. Через несколько минут то же самое повторяется на другой улице. Только здесь никто не кричит. Парня выводят, а выбежавшая следом мать разворачивается и заталкивает в дом младшего сына. Потом она стоит, зажав рот руками, и смотрит вслед военным машинам.
Колонна мчится из села на предельной скорости. Машины подскакивают на ухабах, локти больно бьются об автоматы. Я оглядываюсь на машины, идущие следом за нами, но в них вижу только бойцов. Спрашиваю, где задержанные. "На дне машин",— говорят мне. "Они же там убьются!" — возмущаемся мы. "Такие правила,— говорят спецназовцы.— Раньше во время зачисток задержанных пластами складывали в машины, и те, что внизу, задыхались. Это не намеренно, а в целях безопасности".
— А как же правила вежливой зачистки? — обращаюсь к Ямадаеву.— По правилам нельзя вышибать двери и нужно представляться.
— Это не зачистка,— объясняет Ямадаев.— Это адресная операция по достоверной информации. Подозреваемых в преступлениях так и задерживают.
— А если это ошибка? — снова спрашиваю я.
— У нас точная информация,— говорит Джабраил.— Никаких сомнений в том, что эти ребята были в банде Бакуева, которая похитила Власова, нет. Один из них, кстати, был в охране Власова, а потом его сдал. У второго в доме нашли пистолет с глушителем. Мирные люди держат дома такое оружие?
В Гудермесе Джабраил Ямадаев нас спрашивает: "Ну, что приуныли?" — "Женщин жалко,— говорю я.— Они ведь ни в чем не виноваты".— "Женщин жалко,— соглашается командир и добавляет: — То, что этим сейчас занимаемся мы, гораздо лучше для всего населения. Мы забрали только тех, кого искали. Никого не били, не бросали на землю, не забирали из домов ценные вещи. А ведь военных упрекали именно в этом".
База спецназа расположена на окраине Гудермеса. Этот хорошо укрепленный район практически не видно из-за зарослей сирени и дикого кустарника. Два здания, в которых когда-то размещалось управление сельского хозяйства, служат теперь спецназу. В одном — казарма и пищеблок, в другом, выгоревшем от недавнего пожара,— подвальные камеры для задержанных. Правда, камеры эти могут использоваться только в экстренных случаях — всех задержанных спецназ обязан доставлять на военную базу в Ханкалу. Так и поступили с двумя задержанными во время утренней операции. Поговорить с ними нам не удалось. "Они все равно ничего говорить сейчас не будут,— сказал Джабраил.— Да и сначала с ними оперативники должны работать, а потом журналисты".
Джабраил Ямадаев показывает подвал: "Здесь всего две камеры, а остальные отсеки можно использовать как оборонительные доты. Вот видишь, здесь вход с подвала, а напротив отверстия для пулеметов".
— От кого вы собираетесь обороняться? — спрашиваю я.— Все знают, что Гудермес — самое спокойное место в республике.
— Потому и спокойное, что все на контроле,— говорит Ямадаев.— Но мы все помним 17 сентября прошлого года, когда сюда полезли ваххабиты (тогда в город вошли крупные отряды боевиков и пытались захватить несколько административных зданий. Силами комендатуры и тогда еще неофициальных формирований братьев Ямадаевых ваххабиты были выбиты.— Ъ). Хотя, если честно, сейчас мы даже ждем, чтобы они попытались это сделать снова. Пора показать им, на чьей стороне сила.
— Но сила пока на их стороне! Они совершают теракты, угрожают чеченцам, сотрудничающим с федералами...
— Они на другое не способны. Я их даже людьми не считаю, не то что противниками. В любом случае им всем недолго осталось людей запугивать.
По словам Джабраила, к осени "вопрос с Хаттабом и Басаевым будет решен". Правда, если этому будут способствовать военные. Недавно в горном селении Центорой собирались полевые командиры под руководством Басаева. "Мы отправили в один отряд своего человека,— рассказывает Джабраил.— Он знал некоторых ребят, и они его не стали подозревать, приняли за своего. Через неделю он сообщил по рации село и дом, в котором будет сходка. Мы связались с Ханкалой, там определили координаты. Была выпущена ракета, но она отклонилась примерно на 300 метров. Нашего парня чуть не убило, а те, кто был в доме, успели скрыться. Полковник ГРУ потом в Ханкале орал: как вы могли, мол, промахнуться, там же Басаев был! А в принципе отклонение на 100-300 метров допускается, просто в данном случае это сильный прокол".
За месяц с момента создания спецназа в Чечне было задержано три влиятельных эмира и около десяти рядовых боевиков. По словам Джабраила, называть имена и фамилии этих людей нельзя — это помешает работе спецназа.
— С вашим подразделением за это могут поступить так же, как поступили с чеченским ОМОНом.
— Конечно, могут. От этого здесь никто не застрахован. Вот поэтому надо быстрее и больше работать. Я своим ребятам, у меня в роте 52 человека, говорю: если каждый из вас хотя бы раз в месяц убьет или возьмет в плен одного боевика, это в месяц уже 50! Они тогда не успеют набирать отряды, потому что люди уже задумаются — а стоит туда идти или нет. А сейчас ведь самое тяжелое — это то, что их народ поддерживает. Эти ублюдки пытаются развязать здесь гражданскую войну, настраивая чеченцев против чеченцев. Мало кто понимает, зачем мы все это делаем. Мне самому не очень приятно этим заниматься, но если мы будем сидеть, народ просто будет уничтожен. Вот только сами люди этого не понимают. А против людей трудно идти.
Во время недавней операции спецназа в высокогорном селе были задержаны два эмира — один работал под руководством Хаттаба, а второй был в подчинении у масхадовского бригадного генерала Магомеда Хамбиева. Когда спецназовцы вывозили их из села, на дорогу вышли местные женщины с требованием вернуть мужчин. Машины с группой спецназа продолжали ехать не останавливаясь. Тогда часть женщин легла на дорогу под колеса машин, а другие стали кидать в бойцов большие камни. Спецназовцы открыли огонь в воздух, поверх голов женщин, и стреляли до тех пор, пока не оттеснили их на обочину. Эту операцию на базе спецназа называют самой тяжелой.
Джабраила вызывают по рации, он уходит. Мы возвращаемся в казарму. Двое бойцов чистят оружие. Они рассказывают о том, как неделю назад задержали человека, снабжавшего боевиков продовольствием:
— Приезжаем в село на операцию, а заодно решили в один дом зайти: у нас наводка была, что там часто незнакомые появляются. В доме — только дед с женой. Заходим, а прямо у двери три ящика йогуртов. Все понятно: здесь ваххабитов ждут. Йогурт — это же ваххабитская еда.
— Почему?
— Потому что долго не портится и удобно с собой на операции брать. Много случаев уже было, когда подрывников брали, а недалеко от места, где они отсиживались, пустые стаканчики от йогуртов. Еще они запасаются медом и сушеным мясом. Так вот, стали проверять, а у деда целая пачка стодолларовых купюр. А в этом селе у людей больше 500 рублей никогда не было. Ну и продуктов там на целую роту, хотя живут вдвоем. Значит, он постоянный посредник — ему деньги дают, а он закупает провизию. Вот и забрали его, в Ханкалу отвезли.
В это время в казарму зашел Джабраил. "Ну что, много секретов разболтали?" — улыбнулся он. "Только про йогурты",— говорю я. Джабраил говорит, что кроме йогуртов и меда ваххабиты любят шоколад. Если кто-то покупает на рынке пять килограммов шоколада или ящик йогурта, значит, скоро к нему наведаются посыльные из отряда.
Едем к Ямадаеву домой. Несколько домов, принадлежащих семье, выделено в особую зону, подступиться к которой практически невозможно. Дорогу машинам преграждают бетонные блоки, а путь вооруженным людям закрыт укреплениями, которые возводят на блокпостах. Несколько вооруженных бойцов дежурят здесь круглосуточно. "52 человека у меня в штате, еще примерно столько же — охрана,— объясняет Ямадаев.— В охране люди проверенные, я им доверяю очень сложные операции. А в роте есть такие, которые пока проверяются. Один, например, у ваххабитов долго был, потом вдруг домой вернулся. Попросился ко мне. Боец хороший, но доверять ему пока рано".
Дома Ямадаев достает видеокассету: "Это последняя запись Масхадова. С большим трудом достали. Смотри, вот какой теперь президент Ичкерии". На экран выплывает темный лес, потом звучит гимн Ичкерии и появляется стая волков. Волки красивые, сняты в режиме замедления, и когда прыгают, кажется, что летят. Потом появляется мужчина с автоматом. "Это Айдамир Абалаев, министр внутренних дел Ичкерии,— комментирует Джабраил.— Один из последних, кто остался рядом с Масхадовым". Абалаев подходит к человеку с ноутбуком, сидящему прямо на земле. Это Масхадов. Он кажется сильно постаревшим и нездоровым. Бывший президент разворачивает карту и начинает что-то обсуждать со своим министром. Джабраил говорит, что Масхадов дает задание о нападении на подразделение федеральных сил. "Это снято в Ножай-Юртовском районе, где-то в окрестностях села Зандак,— говорит Ямадаев.— Вот и все, чего он добился: лес, в котором все время надо прятаться, и кучка людей, которые от него постепенно разбегаются".
— Недавно он ушел из села, обложенного федералами,— продолжает командир чеченского спецназа.— Там работал один чеченец, вроде бы наш, но вышло, что на две стороны работал. У него удостоверение ФСБ было, но он всех обманул: я точно знаю, что он вывел Масхадова из села.
— Может, просто Масхадов не нужен ФСБ?
— Нет, ФСБ его ищет. За Хаттаба, Басаева и Масхадова Москва уже пообещала по $1 млн. Когда-то же надо заканчивать эту войну. А закончить ее очень сложно. Сейчас на той стороне осталось пять влиятельных фигур. Это шейх Абу-Омар, он самый главный здесь и непосредственно завязан на бен Ладена — финансирует все направления и контролирует их работу. У него в подчинении непосредственно Хаттаб, Басаев и еще один крупный эмир Рабани. Последний — из Дагестана, аварец, у него около тысячи людей в подчинении. Ну и пятый, Масхадов. Он тоже в Чечне, но держится от остальных особняком. У него почти никого не осталось из старых командиров: говорят, многих у него Басаев переманил.
— Почему тогда так трудно найти Масхадова, если у него и людей не осталось?
— У него 26 преданных людей. Преданность сильнее оружия. А постоянно с ним двое — Ахмед и Шаа, старые волки из его личной охраны. Они с ним везде. И, конечно, местные ему помогают — это главное. В любом доме он защищен: законы гостеприимства в этой республике не преступит никто.