В отделе личных коллекций ГМИИ им. А. С. Пушкина открыта выставка "Неизвестный Кончаловский", приуроченная к 125-летию знаменитого живописца, председателя "Бубнового валета", а впоследствии советского академика Петра Кончаловского (1876-1956). Большинство из 80 картин представляют собой семейные реликвии, принадлежащие клану Михалковых-Кончаловских.
Добрая половина работ на выставке — это портреты членов семьи и ближайшего окружения художника (матери, братьев, сестры, жены, детей и внуков в разных возрастах, няни и даже первого биографа), а также несколько автопортретов. Многочисленность, известность и влиятельность семейного клана, одним из основателей которого был Петр Кончаловский, придает экспозиции откровенно светский интерес. "Я был приятно удивлен тем, что спонсоры знают не только Шишкина, но и моего деда, хотя он принадлежит совсем другой традиции",— кокетничал на вернисаже внук художника режиссер Андрон Кончаловский. Но удивляться тут особо нечему — трудно найти лучшую приманку к искусству, чем нормальное обывательское любопытство к частным подробностям жизни знаменитостей.
Выставка сполна удовлетворяет этот "нездоровый" интерес — чего стоит одна возможность полюбоваться на Никиту Михалкова в образе толстощекого карапуза в коротких штанишках, с трудом перешагивающего высокий порог дедовской дачи. Кстати, о дачах — на вернисаже мне встретился один приятель, весьма далекий от искусства. Он признался, что на выставку его привело увлечение элитной загородной недвижимостью — он не мог пропустить возможности окунуться в легендарную атмосферу дачных поселков советской культурной аристократии, так смачно и со вкусом воспетую академиком Кончаловским. И в самом деле, в представлении многих визитной карточкой художника навсегда останется хрестоматийно размашистый букет дачной сирени (один из вариантов которого есть и на выставке). А вовсе не авангардистские шедевры эпохи "Бубнового валета", каких тоже в экспозиции немало.
В выборе народа есть своя правда. Даже такая небольшая ретроспектива, впрочем, охватывающая всю эволюцию художника от самых ранних, еще ученических, до самых поздних, уже явно старческих, вещей, позволяет заметить, что на протяжении своей жизни Кончаловский перемерил множество разных творческих масок. В ранней юности подражал Валентину Серову, потом оказался в первых рядах авангардистов — но дальше блестящих дайджестов кубизма и сезаннизма, сдобренных местной лубочной экзотикой, пойти не решился. То есть пошел совсем в другую сторону, чем его радикальные коллеги, предпочтя нигилистическим экспериментам роль "старого мастера", этакого советского фламандца. И роль эту разыграл очень убедительно, о чем свидетельствуют хотя бы несколько представленных на выставке натюрмортов конца 20-х — начала 30-х годов. Нарочито богатые (как всяческой дичью и снедью, так и самим живописным темпераментом), они откровенно намекают на музейную классику и совсем непохожи на изломанные по французской моде композиции предыдущего десятилетия. Рядом висит портрет жены, исполненный под другую, уже русскую, классику — сибирских красавиц собственного тестя Василия Сурикова. Это соседство не кажется странным для такого художественного хамелеона, каким сегодня предстает Петр Кончаловский. Складывается впечатление, что у него просто был избыток энергии, своеобразная творческая жадность, заставлявшая попробовать и переварить самые разные стили и манеры. В этой ситуации довольно бессмысленно задавать вопрос, который до сих пор мучает исследователей,— какого же из Кончаловских следует признать "настоящим" — того, который до, или того, который после 1917 года.
И все же, если считать, что художник становится самим собой, когда ему начинают подражать другие, то получится, что это как раз Кончаловский эпохи дачных идиллий 40-50-х годов. Последние залы выставки, относящиеся к этому времени, вызывают в памяти бесчисленные примеры унылого живописания толп эпигонов, работавших и до сих пор работающих "под Кончаловского" (в частности, в этом виновата и пресловутая сирень, донельзя растиражированная советской полиграфией).
Произведения на выставке собраны незнакомые, но эффекта чего-то неизвестного не возникает. Как и с остальными знаменитыми персонажами этой удивительной семьи, в случае с Петром Кончаловским признание его блистательного живописного дара неизбежно сопровождают мысли о совсем другом, социальном таланте — таланте успеха, умения чувствовать конъюнктуру — одним словом, всего, что уместно описать формулой, придуманной внуком художника Никитой Михалковым,— "он Кончаловский, и это многое объясняет".
МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА
Ул. Волхонка, 14, до 2 июня.