В Еврейском музее и центре толерантности проходит выставка Герхарда Рихтера "Абстракция и образ" — британский куратор Пол Мурхаус готовил ее вместе с живым классиком. Выставка невелика, но в случае одного из самых плодовитых (и самых дорогих) современных художников любая выставка будет неполной. Показаны работы, сделанные главным образом в новом тысячелетии, то есть времен осени патриарха
Фото: Герхард Рихтер 2016
Фото: Герхард Рихтер 2016
Фото: Герхард Рихтер 2016
Фото: Частная коллекция 2016
Фото: Частная коллекция 2016
Представьте себе человека, с отличием окончившего Высшую партийную школу, а потом не менее успешно Московскую духовную академию, который при этом не то что не сошел с ума, а, напротив, пытается вдохновенно синтезировать ленинизм и патристику. Что-то подобное приключилось с Герхардом Рихтером. В 1956-м он кончил курс Дрезденской академии, оплота социалистического реализма в гэдээровской версии, получив высшую оценку за дипломный проект — кошмарную в своей надуманности и тяжеловесности фреску "Радость жизни" в Немецком музее гигиены. Затем он съездил в Кассель — на documenta 2 — и в Москву с Ленинградом — на стажировку. Сделал соответствующие выводы и дал деру в ФРГ. В 1965-м он кончил курс Дюссельдорфской академии, звездой первой величины среди ее преподавательского состава тогда становился Йозеф Бойс. К тому времени Рихтер вместе со своими закадычными друзьями Зигмаром Польке, Конрадом Люегом и Манфредом Куттнером заделался насмешливым поп-артистом — с явным сатирическим уклоном, если вспомнить "Демонстративную выставку" или "Демонстрацию за капиталистический реализм", какую Рихтер с Люегом устроили в одном мебельном магазине, изображая этаких обывателей в филистерском раю. Бернд и Хилла Бехер, превратившие фотографию в одно из главных медиа современного искусства, принадлежали к этой же компании. Словом, рихтеровские университеты, тот и другой, не прошли даром.
На что указывает первая же работа, встречающая зрителя в Еврейском музее, а именно — "Зеркало. Серое", то есть большое вертикального формата стекло, ровно выкрашенное серой краской и вставленное в раму. Этот холодный, мертвый, индустриальный, не имеющий ничего общего с маэстрией прирожденных колористов "ахроматический" серый стал фирменным цветом Герхарда Рихтера, как синий — цветом Ива Кляйна; эта скрадывающая все образы, нивелирующая изобразительность и абстракцию серость сквозит в каждой рихтеровской вещи. Работать над "серой" серией Рихтер начал еще в конце 1960-х, далее на выставке будет один фактурный, покрытый пастозными мазками холст и фотосерия "128 фрагментов картины", где плоскость аналогичного холста, снятая под разными углами, кажется поверхностью какой-то неизвестной планеты.
Стоя поодаль, в "Зеркале" можно увидеть финал эволюции европейской картины, прошедшей путь от альбертиева "окна в мир" до постживописного объекта, и попытаться вообразить, что за этим серым абстрактным витражом скрываются все картины мира, наложенные одна на другую. Но подойдя к "Зеркалу" поближе, в нем нетрудно разглядеть самое себя, других посетителей и фигуративную картину в целом, весьма непосредственно отражающую действительность в ее диалектическом развитии. Формат парадного портрета делает всех, кто отразился в зеркальной глади, героями истории, в которой слои наползают друг на друга бесконечным палимпсестом.
«Серое», 1973 год
Фото: Герхард Рихтер 2016
Таким же, как и поздние картины Рихтера, слоистой текстурой напоминающие агат и образующиеся медленно, как горные породы,— в несколько подходов к холсту или доске, разделенных длительными размышлениями, так что мастер то наносит, то выглаживает краску, ловко орудуя малярными с виду кистями, шпателями и правилом. На выставке есть ряд таких многослойных вещей: полотно "Агада" и несколько досок из цикла "Абстрактная живопись". Агатовой фактурой отличается и серия "Аладдин", где Рихтер позволял акрилу свободно растекаться по стеклу, тогда как серия "Ноябрь", где так же свободно разливались по бумаге чернила, застывая причудливыми кляксами с лицевой и оборотной сторон, больше похожа на гематологический атлас. Понимание материала как процесса, живого, перформативного процесса, не всегда подконтрольного художнику, характерно для новой дюссельдорфской школы, вскормленной тающим жиром Бойса. Есть здесь и сюиты иного рода, "Серый лес" и "Посещение музея", где многослойность достигается за счет того, что фотографическая основа — снимки, сделанные в лесу и в музее,— покрывается лаком, лессировками или же корпусно. И сама серийность этого минимализма, каталогизирующего природу или культуру, отсылает к практике других знатных дюссельдорфцев, супругов Бехер.
Впрочем, самая важная рихтеровская работа в Еврейском музее, обосновывающая его появление в этом пространстве, помещена сразу за "Зеркалом": это цикл 2014 года "Биркенау". В его основе — фотографии, которые сделал исподтишка еврей из зондеркоманды лагеря Аушвиц-Биркенау, занимавшейся уничтожением тел погибших в газовых камерах, чтобы — вопреки всем стараниям нацистов замести следы — оставить свидетельство их преступлений. Рихтер, увидевший снимки в 2007-м, вернулся к той главной политической теме — теме войны, тоталитаризма и страдания, что спрятана в расплывчатых слоях его картин.
Первая слава пришла к нему еще в "фотореалистический" период после двух работ 1965 года — серых, нечетких, со словно бы смазанными изображениями картин, сделанных по снимкам из семейного архива. С одной нам немного застенчиво улыбался "Дядя Руди", молодой человек в зимней форме офицера вермахта; его убьют в начале войны. С другой улыбается "Тетя Марианна", девочка-подросток с младенцем на руках, младенец — сам Рихтер, а тетю, страдавшую шизофренией, уничтожат в конце войны по программе гигиенической очистки арийской расы. Рихтер продолжит вытаскивать скелеты из немецкого семейного шкафа и далее, скажем, в цикле "18 октября 1977 года", посвященном смерти лидеров RAF, найденных мертвыми в своих тюремных камерах. И не только из немецкого — на выставке есть большая фотосерия "Части войны", связанная с вторжением США и союзников в Ирак, где снимки частей абстрактной картины перемежаются с текстами из Frankfurter Allgemeine Zeitung. "Биркенау" ближе к последней, ведь исходные фотографии преобразились в совершенно абстрактную живопись.
В Еврейском музее показаны четыре стадии работы над циклом "Биркенау". Во-первых, репродукции тех четырех фотографий из Биркенау 1944 года, снятых в спешке и с такими предосторожностями, что только подолгу всматриваясь в эти случайные фрагменты мы можем мысленно восстановить картину целого. Во-вторых, четыре больших холста, на которые Рихтер "перевел" было снимки, но покрыл первоначальные изображения таким слоями экспрессивных записей, что в этих неверных, складывающихся в решетки линиях где-то наложенной пастозно, а где-то почти втертой в основу масляной краски ничего не видно, и в затеках серого, белого, красного и зеленого можно лишь угадать намек на пепел, кровь, стволы и листву берез (название "Биркенау" происходит от немецкого Birken — береза). В третьих, лицом к лицу с картинами встречаются их фотоверсии, репродукции в размер живописных оригиналов, и в процессе технического воспроизведения драматизм абстрактного экспрессионизма живописной поверхности сглаживается, словно бы иллюстрируя известный тезис Вальтера Беньямина об утрате ауры. И наконец, все заканчивается отпечатками из книги "Биркенау", где фотографии фрагментов четырех абстрактных холстов предстают как будто бы законченными картинами.
В серии "Биркенау" — в постоянных колебаниях между изображением и его отсутствуем, между живописью, причем в старинной технике "холст, масло", и фотографией, причем новейших, цифровых технологий,— проявляется смысл всего художественного проекта Герхарда Рихтера. Художника, осознавшего невозможность живописи как "картины мира", ощутившего неполноту и заведомую фрагментарность фотографии — и все же продолжающего работать над целостным образом действительности, составляя его из мозаики абстракций и видимостей. Целостным образом, находящимся не столько вовне, сколько внутри активно созерцающего субъекта.
"Герхард Рихтер. Абстракция и образ". Еврейский музей и центр толерантности, до 5 февраля