Макс Вадукул: я говорю так, как я говорю
В апреле в бутике James состоялась презентация первой книги известного фотографа Макса Вадукула "Max: Photographs by Max Vadukul", выпущенной издательством Callaway в ноябре 2000 года. Автор сам представлял ее московской публике, скорректировав для этого свой плотный график. Ведь Вадукул известен не только своими провокативными черно-белыми фотографиями, но и многочисленными съемками журнальных обложек и fashion stories для ведущих дизайнеров и домов моды. Но, как признался МАКС ВАДУКУЛ в интервью НАТАЛИИ ОРЛОВОЙ, "уж слишком мне хотелось приехать в Москву за новыми впечатлениями".
"Макс революционизировал то, что раньше называлось фотоснимком: он превращает фотографию в перформанс — и не только сам объект съемки, но и себя как фотографа". (Из интервью Стинга программе National Geographic TV.)
— Приятно видеть в Москве друга Йоджи Ямамото. Вы ведь дружите, иначе не смогли бы работать вместе?
— Мы редко видимся, живем ведь почти в 15 часах лета друг от друга. Я не говорю по-японски, а Йоджи труднее с английским, чем мне. Зато мы умеем хорошо молчать. И нас что-то связывает.
— Вы сотрудничаете на равных?
— Я доверю Йоджи, и он мне полностью доверяет. Все, с кем я работаю, полностью доверяют мне. Без этого доверия я просто не стал бы работать. Когда я с камерой (или когда я отбираю снимки), то никого не замечаю вокруг. Я остаюсь наедине с объектами моей съемки. Часто решения подсказывает сама камера. Я просто даю чувствам возможность застыть. Но прошу не мешать мне. И это работает.
— Кто кого нашел, вы Ямамото или он вас?
— Как эмигрант, я отчаянно искал работу в Англии. И когда уже совсем потерял надежду что-либо найти, отправился во Францию. Там я попал в агентство, откуда меня и направили к Ямамото. Я даже не представлял себе, кто он такой и чем занимается. Просто ему нужен был фотограф для съемок буклета, и я шел предложить свои услуги. Показал ему несколько старых работ, сделал при нем еще пару снимков. Шесть из них Йоджи отобрал сразу. И сказал, что это как раз то, что нужно. Меня приняли. И я был страшно счастлив.
— Так что это был ваш звездный час?
— Даже больше. Все вокруг начали кричать: "Посмотрите, какой замечательный новый парень!" В такие минуты прямо распирает от гордости, даже если не совсем еще понимаешь, во что ввязываешься.
— Вы хоть немного с ним торговались?
— Серьезным человеком ты становишься, когда за твою работу хорошо платят. А когда только начинаешь работать, то даже не осознаешь, что работа уже началась. Дали возможность фотографировать — и ты уже счастлив. А что из этого получится и выйдет ли вообще, или же все останется в архиве, тебе уже неважно. Ты же не бизнесмен, а художник... Художнику тяжело назначать себе цену. Хотя и необходимо.
— Начиная у Ямамото, вы предлагали темы сами?
— Он давал полную свободу. Просто спрашивал: "Макс, что ты хочешь сделать?" Я говорил: "Хочу поехать в Нью-Йорк, сделать снимки такой-то девушки на такой-то улице". Он говорил: "Отлично". И все. На этом наша встреча заканчивалась. Но Ямамото всегда оставлял за собой право не одобрить фотографии. Поэтому мы изо всех сил старались сделать такие снимки, чтобы Йоджи оценил. Представляете, что значит объездить полсвета и привезти фотографии, которые мастер не захотел?
— Говорят, что вам с ним работать легче, чем другим. Ведь вы оба — люди с Востока...
— Конечно, я вырос в Англии. Но мои родители индийцы, и родился я в Кении. Так что мы оба с Востока. И у нас буквально интуитивное взаимопонимание. Мы воспринимаем вещи по-другому, чем европейцы или американцы. У нас глубокое уважение ко всему, с чем мы сталкиваемся. А в Америке даже мыслить приходится по-другому. Часто после переговоров, которые буквально выматывают, приходится медитировать: я такой, какой я есть... я говорю так, как я говорю...
— Какую роль в вашей жизни сыграли глянцевые журналы?
— Глянец способен уничтожить фотографа в одночасье. По моему глубокому убеждению, редактору журнала моды требуется огромный темперамент и огромная сила, чтобы дать жизнь, а не обрекать на смерть.
— Фотография моды становится все более циничной?
— Я готов это подтвердить. Но еще живы остроумие, юмор, чистые эмоции, агрессивные движения тела. Ничего лучше выдумать нельзя. Как-то я читал воспоминания одного русского писателя. Он пишет, что находился при смерти — и в этом есть какой-то здоровый цинизм. В моде это очень хорошо работает и всегда привлекает. Но цинизм не должен быть постоянным. Нельзя же есть черную икру каждый день — желудок не выдержит! Конечно, есть темы, которые безотказно работают. Например, акт. Но в дразнящих эротических фотографиях не должно быть вульгарности. Ни намека на порнографию.
— Но ведь сегодня модно шокировать...
— Честнее дать в руки зрителю порножурнал. А фотограф должен создавать образы, которые запоминаются.
— Что вы думаете о будущем фотографии моды?
— Она становится все масштабнее. И все больше напоминает стадионный спорт. Или шоу. И ситуация вокруг фотографов — тоже шоу. А дизайнеры уже практически стали публичными фигурами. Но я знаю в Париже только трех известных дизайнеров, которые меня действительно интересуют. Но они делают очень специфические вещи. Они не зависят от общественного мнения и от того, что говорят об их последних коллекциях. Двадцать лет назад все было по-другому. И в этом ответ на вопрос о будущем. У нас сейчас нет дизайна. Нет характера. Есть лейблы и брэнды, на них ориентирован рынок. Но кто-то же должен выбиваться из общего ряда.
— Но сейчас все стараются стать частью монополии...
— Многие парни из мира моды легко продаются и покупаются. Азеддин Аллайя — один из тех, кто смог вырваться на поверхность именно в одиночку. Человек, которого не смогли проглотить. Яркая личность, не лейбл. Поэтому сумел все сделать по-своему. Хотя ему потребовалось время, чтобы проявить себя. Я вовремя понял, что не могу быть частью конвейера. Определил свою позицию и решил, что я уникален и что моя работа тоже уникальна. Поэтому я не стремлюсь стать частью какого-либо брэнда. Я просто делаю качественные вещи и работаю с людьми, которые могут оценить это качество.
— Что вы ненавидите — в моде и в жизни?
— Ненавижу, когда обижают детей, когда их эксплуатируют в моде. Для fashion stories многие снимают пятнадцати- и даже тринадцатилетних. Но модель в тринадцать лет — просто ребенок. Как можно его эксплуатировать?
— А что происходит с топ-моделями, куда делись все эти роскошные женщины?
— Этот класс вырождается. Сейчас девушек стряпают за шесть месяцев, а порой и того быстрее. Зато и срок на подиуме им отведен такой же. С моделями все то же, что и с дизайнерами. Все происходит слишком быстро — карьера, рост, "смерть"... Этот модельный нон-стоп устраивают такие же скооперировавшиеся бойкие ребята. То, что мы видим сейчас на подиумах,— это просто хорошие фигуры. А десять лет назад девушки понимали, что необходимо развивать свою личность. Поэтому "старая гвардия" еще котируется. Нынешних слишком быстро забирают из школы и рано лишают детства.
— Ваши любимые модели?
— Любимые девушки?
— Девушки или юноши...
— Юноши — это не по моей части. Я, конечно, снимаю мужчин, но делаю это очень по-мужски. Я не завожусь от парней. Считаю, что в мире нет ничего более прекрасного, чем красивая женщина. Ты смотришь на нее — и тебе хочется, чтобы она была твоей. И думаешь: господи, неужели такая красота возможна. А среди девушек-моделей... мне приятно и легко работать с Кристен Макменами и Набозе.
— Почему вы, фотограф моды, переключились на другие темы?
— Пятнадцать лет назад, когда я еще только начинал, я понял, что карьера делается при помощи порфолио. Но его невозможно набрать, фотографируя только моду. Репортажи дают толчок фантазиям на модных съемках, и наоборот, модные съемки создаются под впечатлением путешествий. Я не могу заниматься либо тем, либо другим. Для меня важны оба направления.
— Что повлияло на ваше становление как фотографа?
— Мультфильмы. Огромное количество мультиков.
— Что, сериалы про Тома и Джерри?
— Нет, истории про других животных. Один из самых моих любимых мультфильмов — "Пиноккио". Диснеевские фильмы замечательные. Мне нравится их дизайн и то, как разговаривают персонажи. Кстати, когда я приехал в Англию и плохо говорил по-английски, то учил язык по мультфильмам.
— А какие фильмы вам нравятся?
— С Тото — это один из моих главных вдохновителей. Я, кстати, не считаю его тупым. Люблю раннего Кубрика, Тарантино и Питера Гринуэя. Из кинозвезд — Джулию Робертс. Кстати, я как-то фотографировал ее с братом, Эриком Робертсом. Тогда у меня еще не было имени. Она даже не разговаривала со мной. А увидев пару негативов, сразу начала наезжать: мол, ты молодой и безответственный, ни ассистентов, ни лаборантов... Конечно, от Джулии мужчины сходят с ума. Но я бы ее просто убил. Типичная звезда — со всеми "звездными" недостатками.
— Вы не станете возражать, если ваши дети тоже захотят фотографировать?
— Ну что ж, пусть учатся, пробуют... Я не стану, как Том Хэнкс, говорить: сынок посмотри на меня, неужели же ты этого хочешь?
В апреле в бутике James состоялась презентация первой книги известного фотографа Макса Вадукула "Max: Photographs by Max Vadukul", выпущенной издательством Callaway в ноябре 2000 года. Автор сам представлял ее московской публике, скорректировав для этого свой плотный график. Ведь Вадукул известен не только своими провокативными черно-белыми фотографиями, но и многочисленными съемками журнальных обложек и fashion stories для ведущих дизайнеров и домов моды. Но, как признался МАКС ВАДУКУЛ в интервью НАТАЛИИ ОРЛОВОЙ, "уж слишком мне хотелось приехать в Москву за новыми впечатлениями".
"Макс революционизировал то, что раньше называлось фотоснимком: он превращает фотографию в перформанс — и не только сам объект съемки, но и себя как фотографа". (Из интервью Стинга программе National Geographic TV.)
— Приятно видеть в Москве друга Йоджи Ямамото. Вы ведь дружите, иначе не смогли бы работать вместе?
— Мы редко видимся, живем ведь почти в 15 часах лета друг от друга. Я не говорю по-японски, а Йоджи труднее с английским, чем мне. Зато мы умеем хорошо молчать. И нас что-то связывает.
— Вы сотрудничаете на равных?
— Я доверю Йоджи, и он мне полностью доверяет. Все, с кем я работаю, полностью доверяют мне. Без этого доверия я просто не стал бы работать. Когда я с камерой (или когда я отбираю снимки), то никого не замечаю вокруг. Я остаюсь наедине с объектами моей съемки. Часто решения подсказывает сама камера. Я просто даю чувствам возможность застыть. Но прошу не мешать мне. И это работает.
— Кто кого нашел, вы Ямамото или он вас?
— Как эмигрант, я отчаянно искал работу в Англии. И когда уже совсем потерял надежду что-либо найти, отправился во Францию. Там я попал в агентство, откуда меня и направили к Ямамото. Я даже не представлял себе, кто он такой и чем занимается. Просто ему нужен был фотограф для съемок буклета, и я шел предложить свои услуги. Показал ему несколько старых работ, сделал при нем еще пару снимков. Шесть из них Йоджи отобрал сразу. И сказал, что это как раз то, что нужно. Меня приняли. И я был страшно счастлив.
— Так что это был ваш звездный час?
— Даже больше. Все вокруг начали кричать: "Посмотрите, какой замечательный новый парень!" В такие минуты прямо распирает от гордости, даже если не совсем еще понимаешь, во что ввязываешься.
— Вы хоть немного с ним торговались?
— Серьезным человеком ты становишься, когда за твою работу хорошо платят. А когда только начинаешь работать, то даже не осознаешь, что работа уже началась. Дали возможность фотографировать — и ты уже счастлив. А что из этого получится и выйдет ли вообще, или же все останется в архиве, тебе уже неважно. Ты же не бизнесмен, а художник... Художнику тяжело назначать себе цену. Хотя и необходимо.
— Начиная у Ямамото, вы предлагали темы сами?
— Он давал полную свободу. Просто спрашивал: "Макс, что ты хочешь сделать?" Я говорил: "Хочу поехать в Нью-Йорк, сделать снимки такой-то девушки на такой-то улице". Он говорил: "Отлично". И все. На этом наша встреча заканчивалась. Но Ямамото всегда оставлял за собой право не одобрить фотографии. Поэтому мы изо всех сил старались сделать такие снимки, чтобы Йоджи оценил. Представляете, что значит объездить полсвета и привезти фотографии, которые мастер не захотел?
— Говорят, что вам с ним работать легче, чем другим. Ведь вы оба — люди с Востока...
— Конечно, я вырос в Англии. Но мои родители индийцы, и родился я в Кении. Так что мы оба с Востока. И у нас буквально интуитивное взаимопонимание. Мы воспринимаем вещи по-другому, чем европейцы или американцы. У нас глубокое уважение ко всему, с чем мы сталкиваемся. А в Америке даже мыслить приходится по-другому. Часто после переговоров, которые буквально выматывают, приходится медитировать: я такой, какой я есть... я говорю так, как я говорю...
— Какую роль в вашей жизни сыграли глянцевые журналы?
— Глянец способен уничтожить фотографа в одночасье. По моему глубокому убеждению, редактору журнала моды требуется огромный темперамент и огромная сила, чтобы дать жизнь, а не обрекать на смерть.
— Фотография моды становится все более циничной?
— Я готов это подтвердить. Но еще живы остроумие, юмор, чистые эмоции, агрессивные движения тела. Ничего лучше выдумать нельзя. Как-то я читал воспоминания одного русского писателя. Он пишет, что находился при смерти — и в этом есть какой-то здоровый цинизм. В моде это очень хорошо работает и всегда привлекает. Но цинизм не должен быть постоянным. Нельзя же есть черную икру каждый день — желудок не выдержит! Конечно, есть темы, которые безотказно работают. Например, акт. Но в дразнящих эротических фотографиях не должно быть вульгарности. Ни намека на порнографию.
— Но ведь сегодня модно шокировать...
— Честнее дать в руки зрителю порножурнал. А фотограф должен создавать образы, которые запоминаются.
— Что вы думаете о будущем фотографии моды?
— Она становится все масштабнее. И все больше напоминает стадионный спорт. Или шоу. И ситуация вокруг фотографов — тоже шоу. А дизайнеры уже практически стали публичными фигурами. Но я знаю в Париже только трех известных дизайнеров, которые меня действительно интересуют. Но они делают очень специфические вещи. Они не зависят от общественного мнения и от того, что говорят об их последних коллекциях. Двадцать лет назад все было по-другому. И в этом ответ на вопрос о будущем. У нас сейчас нет дизайна. Нет характера. Есть лейблы и брэнды, на них ориентирован рынок. Но кто-то же должен выбиваться из общего ряда.
— Но сейчас все стараются стать частью монополии...
— Многие парни из мира моды легко продаются и покупаются. Азеддин Аллайя — один из тех, кто смог вырваться на поверхность именно в одиночку. Человек, которого не смогли проглотить. Яркая личность, не лейбл. Поэтому сумел все сделать по-своему. Хотя ему потребовалось время, чтобы проявить себя. Я вовремя понял, что не могу быть частью конвейера. Определил свою позицию и решил, что я уникален и что моя работа тоже уникальна. Поэтому я не стремлюсь стать частью какого-либо брэнда. Я просто делаю качественные вещи и работаю с людьми, которые могут оценить это качество.
— Что вы ненавидите — в моде и в жизни?
— Ненавижу, когда обижают детей, когда их эксплуатируют в моде. Для fashion stories многие снимают пятнадцати- и даже тринадцатилетних. Но модель в тринадцать лет — просто ребенок. Как можно его эксплуатировать?
— А что происходит с топ-моделями, куда делись все эти роскошные женщины?
— Этот класс вырождается. Сейчас девушек стряпают за шесть месяцев, а порой и того быстрее. Зато и срок на подиуме им отведен такой же. С моделями все то же, что и с дизайнерами. Все происходит слишком быстро — карьера, рост, "смерть"... Этот модельный нон-стоп устраивают такие же скооперировавшиеся бойкие ребята. То, что мы видим сейчас на подиумах,— это просто хорошие фигуры. А десять лет назад девушки понимали, что необходимо развивать свою личность. Поэтому "старая гвардия" еще котируется. Нынешних слишком быстро забирают из школы и рано лишают детства.
— Ваши любимые модели?
— Любимые девушки?
— Девушки или юноши...
— Юноши — это не по моей части. Я, конечно, снимаю мужчин, но делаю это очень по-мужски. Я не завожусь от парней. Считаю, что в мире нет ничего более прекрасного, чем красивая женщина. Ты смотришь на нее — и тебе хочется, чтобы она была твоей. И думаешь: господи, неужели такая красота возможна. А среди девушек-моделей... мне приятно и легко работать с Кристен Макменами и Набозе.
— Почему вы, фотограф моды, переключились на другие темы?
— Пятнадцать лет назад, когда я еще только начинал, я понял, что карьера делается при помощи порфолио. Но его невозможно набрать, фотографируя только моду. Репортажи дают толчок фантазиям на модных съемках, и наоборот, модные съемки создаются под впечатлением путешествий. Я не могу заниматься либо тем, либо другим. Для меня важны оба направления.
— Что повлияло на ваше становление как фотографа?
— Мультфильмы. Огромное количество мультиков.
— Что, сериалы про Тома и Джерри?
— Нет, истории про других животных. Один из самых моих любимых мультфильмов — "Пиноккио". Диснеевские фильмы замечательные. Мне нравится их дизайн и то, как разговаривают персонажи. Кстати, когда я приехал в Англию и плохо говорил по-английски, то учил язык по мультфильмам.
— А какие фильмы вам нравятся?
— С Тото — это один из моих главных вдохновителей. Я, кстати, не считаю его тупым. Люблю раннего Кубрика, Тарантино и Питера Гринуэя. Из кинозвезд — Джулию Робертс. Кстати, я как-то фотографировал ее с братом, Эриком Робертсом. Тогда у меня еще не было имени. Она даже не разговаривала со мной. А увидев пару негативов, сразу начала наезжать: мол, ты молодой и безответственный, ни ассистентов, ни лаборантов... Конечно, от Джулии мужчины сходят с ума. Но я бы ее просто убил. Типичная звезда — со всеми "звездными" недостатками.
— Вы не станете возражать, если ваши дети тоже захотят фотографировать?
— Ну что ж, пусть учатся, пробуют... Я не стану, как Том Хэнкс, говорить: сынок посмотри на меня, неужели же ты этого хочешь?