В честь Родионовны под Псков слетелись няни—опора Родины, живая соль земли. Они в Михайловском собрались на поляне и стали опытом делиться, как могли. От плясок их дрожал смиренный палисадник, их песни над землей звенели, чуть заря… Без няни Пушкина—какой бы «Медный всадник», про сказки всякие уже не говоря? Ведь что за жизнь была: цензура, страх, наружка, то ссылка, то надзор, то школят, то гнетут… В отчаянье поэт воскликнет: «Где же кружка?!»—и Родионовна с сосудом тут как тут. Он много уплатил невозвратимой дани подругам юных лет и обществу кутил,—однако, думаю, без добродушной няни он много больше бы им дани уплатил. И я не просто так по клаве барабаню, недаром мой Пегас кусает удила: когда бы к каждому могли приставить няню—какая б лирика, какая б жизнь была!
Естественно, поэт взрослеет год за годом, но всякому ростку потребен агроном. Ведь няня добрая—не просто связь с народом, а вдумчивый пригляд за бойким шалуном. От гения б, глядишь, осталась половина, его бы погубил разврат в конце концов, когда б его сперва не нянчила Арина, а после Энгельгардт, а после Воронцов… А после Бенкендорф с добрейшим Николаем, Жуковский, Вяземский, толпа других друзей—ведь мы ж не просто так! Ведь мы ж добра желаем, как те, кого собрал Михайловский музей. Шагнул налево—кнут, шагнул направо—пряник. Голубка дряхлая на всех путях стоит. В российском обществе нельзя прожить без нянек. Особенно таким, как этот наш пиит.
Мы нашу Родину уже видали разной: то завучихою с прической накладной, то грозной мачехой, чужой и безобразной, то бабкой жалкою, то матерью родной. Теперь случилось так, что после всех камланий, бесплодных поисков идеи и души нам видится она простой и строгой няней: про это не читай, про это не пиши… Непросто шалуну рассчитывать на ласку: здесь был либерализм, но он не проканал. Захочешь новостей—тебе расскажут сказку: по Родионовне завел любой канал! Сегодня Родина добра и таровата, ведь няня ласковей и мамы, и жены… Нет, не решеткою, не кладкой каземата—мы ватною стеной теперь окружены. Но нянька верная следит за каждым шагом. Она привязчивей кинжала и плаща. И то, что для тебя она считает благом, ты будешь принимать покорно, не ропща. Прошла пора стенать или подачки клянчить у фондов западных, как десять лет назад. В надежных мы руках. Теперь нас будут нянчить, Россию превратив в один большой детсад. Сменилась офисом убогая лачужка. Заглушит позитив тоску родных полей.
А ежели с тоски воскликнешь: «Где же кружка?!»—так в этом нет греха. Аринушка, налей!
Иллюстрация ГЕОРГИЯ МУРЫШКИНА