Какие человеческие открытия вы сделали за время бесед с избранным президентом? Какое впечатление он на вас произвел?
Во всяком случае мне было интересно.
Книгу вы писали вместе с женой. И на встречи с президентом ходили вместе?
Да.
Как случилось, что именно вас выбрали автором книги, которая представляет стране нового президента?
Кто меня выбрал—я не знаю. Нельзя сказать, что был список невест, и в меня Дмитрий Анатольевич ткнул пальцем. Мне сделало предложение санкт-петербургское издательство «Амфора»—написать книжку о Медведеве. Я согласился при том условии, естественно, если согласится Дмитрий Анатольевич. Потому что писать книгу о Медведеве без Медведева мне показалось бесперспективным, просто неинтересным. После чего уже я вышел опосредованно на Медведева и спросил, будет ли он участвовать в этой работе со мной. И получил добро. Вот такая была последовательность шагов.
А в том, что именно вы стали автором этой книги, есть ли какой-то сигнал обществу: «смотрите, как либерален президент, если он для бесед выбирает Сванидзе»?
Я не исключаю, что это какой-то сигнал.
Как проходили встречи, сколько их было, как они были организованы?
Встреч было, по-моему, если память не изменяет, шесть. Каждая длилась часа по два с половиной. Происходило это все в загородном доме, на даче, где живет Дмитрий Медведев. Очень неформально, очень спокойно—под чай зеленый и под музыку.
Какую музыку?
Современная музыка, скажем так. Там был рок, и не только рок. И джаз был, но каждый раз под музыку. Перед началом разговора Дмитрий Анатольевич сразу включал музыку, и она служила фоном для нашего разговора. И сыграла определенную роль—настроенческую атмосферу во всяком случае создавала.
Президент готовился к этим встречам?
Ну как готовился… Вопросы мы с ним не согласовывали. Поэтому он не знал, о чем я его буду спрашивать.
А какие вы ему вопросы задавали?
Самые разные—от и до, от его биографии, каких-то жизненных впечатлений до его политических взглядов, планов на политическое будущее. Вплоть до истории его романа с женой, отношений с сыном. Все, что можно о человеке спросить, мы спрашивали.
Какой-нибудь из этих вопросов вызвал растерянность?
Нет, растерянности не было.
То есть он был готов говорить абсолютно на любую тему?
Отказа не было ни в одном случае.
А когда он отвечал на ваши вопросы, он был максимально открыт или дозировал информацию?
Нет, такого «стоп-сигнала» я не видел. Естественно, как всякий взрослый человек, и даже не обязательно крупный политик, он не может говорить всю правду. Мы с вами не говорим всю правду, это невозможно. Но я не видел, чтобы он постоянно себя одергивал. Нет, как мне кажется, он был вполне раскован.
Скажите, что вашей жене, как женщине, показалось важным и интересным в этих встречах?
Она мне сказала, что, как ей кажется, у него нет никаких комплексов, в хорошем смысле. То есть он не скованный человек, он привык нравиться. В том числе и женщинам. Видно, что человек без зажима.
Ну да. А насколько он яркий представитель своего поколения сорокалетних—тех, которые сейчас только-только выходят на первые роли?
Ну, вы знаете, это вы все уже прочитаете в книге.
Беседовала ЕКАТЕРИНА ДАНИЛОВА
ИЗ КНИГИ НИКОЛАЯ И МАРИНЫ СВАНИДЗЕ О ДМИТРИИ МЕДВЕДЕВЕ
Об особом пути России
Мне не нравится и другое. Когда говорят, что степень специфичности России, ее истории такова, что вообще никакие универсальные ценности, никакие универсальные формы управления государством, формы организации цивилизованного общества у нас не срабатывают. И мы должны просто двигаться навстречу нашей самобытности. Мне кажется это лукавством. И в том, и в другом я вижу просто желание решить какие-то свои задачи. Или геополитические задачи, когда об этом говорят представители иностранных государств. Или внутренние задачи, когда наши доморощенные политики говорят о том, что Россия не готова к демократии.
Но сейчас, когда мы избрали в качестве модели рыночную экономику, мы должны добиться того, чтобы частная собственность пользовалась беспрекословным уважением и защитой.
О публичности
У меня нет ощущения, что я превратился в человека, который подсел на публичность, как на наркотик. Есть же такой тип политиков, которых принято называть political animal («политическое животное»). В себе я пока этого явно не почувствовал. Хоть я и Медведев, но в этом смысле животным я пока не стал. Это точно. Это не моя физиологическая потребность—обязательно присутствовать в кадре.
В то же время со мной произошли определенные изменения. Иначе я точно не смог бы заниматься тем, чем занимаюсь сейчас. В какой-то момент я почувствовал, что мне это уже не тяжело.
Фото: АЛЕКСАНДР САВЕРКИН/ИТАР-ТАСС; ДМИТРИЙ АСТАХОВ/REUTERS