Недавно я мучился от желания пожаловаться. То есть я очень хотел пожаловаться и в связи с этим очень плохо о себе думал. «Какой ты все же неприятный, мелочный, мрачный, недобрый тип» — примерно так я думал. И чем упорней себя поносил, тем сильней становился мой порыв стукнуть, вломить, проучить, пролить дождем огонь и серу, подвергнуть ковровому бомбометанию. Увы, в моей истории не было ни малейшего, хотя бы самого бледного оттенка героизма. Я хотел пожаловаться на старушку. Обыкновенную старушку из развлекательного центра.
Дело было так. Мы — я, жена и сын — поднимались по эскалатору в развлекательный центр, и сын пробежал несколько ступеней вверх, чтобы быть первым из нас, кто ступит на землю игровых автоматов. И очень меня этим рассмешил. И я рассмеялся.
— Вместо того чтобы смеяться, лучше бы занялись воспитанием своего сына, — услышал я сверху и сначала не поверил своим ушам.
Но старушка, стоявшая на сходе с эскалатора, вообще-то их было две, но одна молчала, только строго кивала головой, старушка в форме, похожей на ту, что носят стюардессы, для верности даже ткнула в мою сторону пальцем: тебе, тебе говорю. И посмотрела на моего ребенка таким взглядом, что я непроизвольно притянул его к себе.
— Вы сейчас мне что-то сказали? — тупо спросил я от наступившей растерянности, доехав до старушки.
Жена с сыном обалдело молчали рядом.
Та гордо ответила:
— Что слышали. Детей нужно воспитывать. А то носится как ненормальный, а вы еще ржете на все помещение.
***
Почему жалоба для нас табу? Нечто низменно-неприличное. Или крайняя мера. Жалоба дозволена только в самых серьезных случаях и только страстотерпцу, который, как положено, сначала претерпел, помыкался и лишь потом, возопив в отчаянии, решился, выплеснул — как часто бывает при нервном срыве, выплеснул не туда. Тем трогательней он смотрится, сердечный. Тем верней соответствует образу: жалобщик — жалок. А если не жалок, если на чашу весов не брошено настоящее страдание — скорей всего проходимец и мелкая душонка.
— Идите жалуйтесь! — что значит: «Ты достаточный мерзавец, чтобы пожаловаться. Иди».
И в ответ писклявое:
— И пойду! Пойду!
Но почти никогда не ходим. Только не по мелочам. Не ходим в милицию из-за того, что сосед выгуливает бультерьера без намордника. Вот когда покусает — тогда конечно. В СЭС не пойдем, если в магазине нам подсунут просроченный майонез. Отлежались, оклемались — следующий раз будем внимательней. А если в больнице к нашим близким сутки не подходит врач, которому вовремя не заплатили, — вообще не знаем, куда идти.
Разумеется, все не так однозначно. Если жалоба не требует особых усилий, а тем более если она анонимна — это нам подходит. Охотно жалуемся в газеты (авось заинтересует, напишут про наших обидчиков, какие они гады). По всевозможным телефонам доверия жалуемся. И не беда, что в большинстве случаев телефоны доверия — автоответчики, сообщения на которых почти никогда не прослушиваются. Да, не поможет. Но пар-то спустить нужно.
Эти самые телефоны доверия, кстати, появляются по самым разным поводам. Избили иностранного студента — вот вам специальный номер в УВД. Сообщите, если стали свидетелем. Началась кампания по борьбе с нелегальной скупкой металлолома — вот вам номер в налоговой. Возле вашего дома не скупают ли алюминий? Так власть имитирует бдительность и отзывчивость — и перед нами, и перед вышестоящей властью.
Недавно появилась даже телефонная служба жалоб. Мобильная. Звонок платный, можете жаловаться хоть на Гидрометцентр. И им звонят! Это ж какой должен быть накоплен в обществе жалобный потенциал, чтобы с мобильного, за свой счет...
Есть еще ежегодное общение президента с народом. В каком-то смысле Юрьев день. Свобода жаловаться самому президенту! Автобусный маршрут был удобный — отменили, и во дворе второй год асфальт обещают положить. Вы уж помогите, на вас одна надежда.
Эх, не туда тратимся. Ведь наладить нашу от века неработающую жалобную машину — сюда жалуемся, отсюда получаем результат — можно только методичной работой. Самоотверженным подвигом жалобщиков. Раз в году президенту — слишком редко. А чаще ни один президент не осилит.
А рассказы про патологических ябед, населяющих Запад, вообще вгоняют нас в этический ступор: вот вам и цивилизованный мир! Мне, например, нравится такой ужастик. Однажды в одной очень западной стране наша недавняя соотечественница постирала белье. Постирала, принесла из прачечной и повесила сушиться в ванной. У нее была большая ванная комната, там все отлично разместилось. Бдительные соседи донесли на нее куда следует (я уже не помню — куда конкретно). Суть жалобы состояла в следующем: на дворе стояла солнечная погода; солнце, как известно, убивает микробов; женщина (наша с вами бывшая соотечественница) обязана была развесить белье на солнце, потому что, развесив белье в ванной, она сохранила микробам жизнь, чем подвергла себя опасности заболеть, а значит, подвергла своих соседей опасности заразиться воздушно-капельным путем. Так-то.
Понять этих западных соседей, вырвав феномен из культурного контекста, невозможно. Как в притче о слепцах, ощупывающих слона. И тогда придется вспомнить, что описываемый случай приключился в обществе, которое привыкло требовать от каждого своего члена — требовать достаточно строго — исполнения правил, соответствия стандартам, гарантирующим его благонадежность. Не уповать на власть во всем, включая чистоту в подъезде, а делать мир вокруг себя — не в метафизическом, а в конкретном, коммунальном, смысле — своими руками.
Так случилось, что я часто менял адреса. Жил на съемных квартирах. Почти всегда мне попадались шумные, не вписывающиеся в скучные правила мирного сосуществования соседи. Ну, знаете, встали в семь утра — врубили музыку. Пришли гости — танцы до рассвета. Само собой, никто из них не реагировал на увещевания, стук по батарее, таскание за грудки. И каждый раз я мучительно решал для себя вопрос: вызывать ли милицию. Ведь потом будут бросать в спину: наш стукач пошел. А помните, в одной из серий «Секса в большом городе» — это, конечно, не то же, что спросить: «А помните, у Бодлера?», но все же: в одной из серий жильцы элитного дома решают на общем собрании, позволить ли вселиться в их дом одинокому хирургу, и сильно сомневаются. Мол, холостой, при деньгах, пьянки-гулянки. Как говорится, на фиг, на фиг! Ну да, такая вот диктатура обывателя. Скучного, зато не мешающего тебе спать человека. И, думаю, страх перед соседом: «Ведь вломит, гад» — держит людей в рамках приличий не хуже, чем смит-вессон.
Но главная мысль на самом-то деле в другом. Не «вот как у них!», а «какая альтернатива?».
***
На Западе действительно процветает культ жалобщика, это не ново. Жалобщик там герой. Гражданин. Водители звонят в полицию, чтобы сообщить, что их только что обогнал лихач на участке с ограничительным знаком. Коллега сдает коллегу, утаившего налоги. И все это на фоне реально работающей правовой системы, в реально существующем гражданском обществе. Вот я и думаю: а без культуры стукачества все это — эффективная правовая система, гражданское общество — возможно? Можно ли построить гражданское общество без этой грязной работы? И ведь это та грязная работа, которую никому, никаким гастарбайтерам не поручишь. Бр-р! Вот вам, бабушка, и хваленая демократия.
Есть, конечно, и среди нас такие, легкие на стук. Но и отношение к ним соответственное: лучше от них подальше, мало ли что.
В моей стране культ доносителей прививался только однажды, в тридцатые, и выглядело это действительно мерзко и жутко. Тогда по доносам пионеров-дозорников людей, собиравших колоски с колхозных полей, ссылали и расстреливали. Тогда героем был пионер 001, Павлик Морозов. Те семена дали, конечно, всходы. Но все же окончательно убедить народ, что доносчики — героическое племя, так и не удалось. Как не удалось, кстати, собрать добровольные пожертвования на памятник Павлику. И стукачи-сексоты поздней советской эпохи всегда были париями, кастой неприкасаемых.
Но жалобщики тридцатых — зомбированные пропагандой люди, которых использовала в своих целях тоталитарная власть. Что же сегодня мешает нам изменить свое отношение к самому явлению — к жалобе как таковой? Ведь перестав быть винтиком в машине репрессий, она, как ни крути, остается средством самообороны граждан, оружием возмездия мощнейшей воспитательной силы. Стоит ли ужасаться западной практике открытого доносительства, прощая себе грешки анонимных звонков на «автоответчики доверия» и публично, в открытом эфире, плача в президентскую жилетку о том, многое из чего можно было решить местными средствами — упрямством и знанием законов?
***
Моя история со старушкой закончилась так. Я промаялся вечер, а наутро нашел в интернете телефон развлекательного центра, позвонил и попросил соединить с начальником отдела кадров. И пожаловался.
Про испорченное настроение говорил, про неадекватность и хамовитость.
— Вы знаете, — ответил мне начальник отдела кадров, — вы не первый, кто с этим обращается. По правилам безопасности положен дежурный при эскалаторе. А они видите, как...
И снова я не поверил своим ушам.
— Что? — чуть не плакал я от облегчения (значит, я не один, значит, не такой уж неприятный, мелочный, мрачный и недобрый). — Почему же вы разрешаете им? Ведь мы приходим к вам развлекаться, а получаем ушат на голову.
— Будем думать теперь, — ответили мне.
Недавно мы снова ездили в тот развлекательный центр.
— Уважаемые посетители, — на фоне тихой переливчатой мелодии звучит в динамиках голос (клянусь, голос той самой менторской старушки, ее посадили в специальную будку с тонированным стеклом). — Пожалуйста, соблюдайте правила пользования эскалатором. Не бегайте по ступеням. Следуя по эскалатору, держите детей за руку. Приятного вам отдыха.
И я еду по эскалатору и хорошо о себе думаю.
Иллюстрация KOMISSAR