Как их узнать? — задумывается продавщица продуктового магазина Галина. — Трезвые всегда, вежливые и работящие. Они, наверное, вообще никогда не отдыхают.
О преподобном Серафиме Саровском, которого недавно «назначили» небесным покровителем РВСН (Ракетных войск стратегического назначения), в России слышали все. Однако мало кому известно, что великий старец, устроитель Дивеевского монастыря, основал особую традицию и для мирян. В основе — строгие, почти монашеские, правила жизни и послушание старцу. Удивительно, что преемственность старчества пережила революцию, советский период, перестройку и дошла до наших дней. А вместе с ней сохранились и люди — «монахи в миру», которые живут в селе Красные Ключи Похвистневского района Самарской области. Сегодня в селе вокруг девятого старца общины — 88-летнего митрофорного протоиерея Павла Алексахина — живут около 40 человек (говорят, что по стране последователей Серафима Саровского наберется несколько сотен). В Ключах, где все на виду, их хорошо знают.
— Жизнь у нас простая, деревенская, — весело признается руководитель администрации села Красные Ключи Василий Емельянов. — Я сам коренной житель, так что отца Павла знаю давно. Он к нам приехал в 1962-м и сразу обратил на себя внимание, потому что не пил, мяса не ел, вежливый был и все время работал. Отца Павла очень уважают за доброту и хозяйственность. Он хлопотал, чтобы газ в село провели и дороги асфальтом покрыли. Каждый год машинами картошку бедным раздает, помогает школе, детскому саду...
ВМЕСТЕ, НО НЕ СМЕШИВАЯСЬ
Стены скромного священнического дома за последние несколько десятков лет основательно ушли в землю. Сейчас здесь обитает нынешний настоятель Михайло-Архангельского храма отец Георгий Аношкин. Он деловито осматривает спутниковую интернет-антенну, прикрученную к стене (на морозе техника барахлит) и попутно рассуждает на тему схожести современного человека и древнего римлянина. Сегодня многие, как и древние язычники, готовы принять к себе в «пантеон» любых богов, любые верования и увлечения — вдруг поможет. Зачастую в один ряд с любопытными оккультными явлениями попадает и старчество.
— Наша община, состоящая из глубоко верующих людей, живет с местными, как вода с маслом, — вместе, но не перемешиваясь, — говорит отец Георгий. — Строгие правила нашей жизни — двухразовое питание, полный отказ от алкоголя и мяса, молитвенные правила утром, вечером и ночью — для нецерковного человека выполнять сложно. Не хватает решимости и самоотвержения. Поэтому у нас остаются люди, твердо вставшие на путь спасения души.
— А как к вам такие попадают? Задумываются о смысле жизни и находят в интернете Красные Ключи?
— Нет, тут уж кого чем Бог проймет. Кто-то начинает искать смысл жизни, кто-то теряет работу, кто-то попадает в другие жизненные передряги. О каждом есть своей Божий Промысел.
Именно действием Божьего Промысла отец Георгий, защитивший в свое время в Самарской семинарии диплом на тему старчества, объясняет сам факт существования сегодняшней общины. А иначе ну как объяснить, каким образом вот уже не первый десяток лет живут бок о бок, ведут совместное хозяйство несколько десятков взрослых людей, в том числе бывшие сторож спиртзавода, инженер АВТОВАЗА, врач-стоматолог, лаборант рентгеновского кабинета, закройщица Дома моды и даже секретарь Совета министров Киргизии? А послуша’ются они фронтовику, бывшему учителю зоологии и физкультуры, а ныне почетному гражданину Похвистневского района Самарской области митрофорному протоиерею Павлу Алексахину.
ДУХОВНО-СТРАТЕГИЧЕСКИЕ СИЛЫ
На одноэтажном доме в пять окон табличка: «Здесь живет почетный гражданин Похвистневского района». В начале восьмого утра, когда снег еще темно-синий, во дворе старца собирается народ — за благословением. Проходят мимо постельного белья веселой расцветки, застывшего на веревке колом, мимо десятка железных бочек с заготовленным для коров силосом и корыта, в котором дымится вареная кормовая свекла — для телят. У мужчин бороды — в густом инее. Одеты незамысловато: валенки, ушанки, тулупы, на женщинах — пуховые платки и длинные юбки из тяжелого драпа. На улице — минус 22.
— Сейчас на пятиминутке с батюшкой вопрос с керосином надо решить, — переговариваются на ходу двое мужчин, снимая в сенях валенки. — И с досками — сороковку брать или все-таки пятидесятку…
— Я думала, вы духовные вопросы собираетесь обсуждать.
— Так работа и есть главный духовный вопрос, — Евгений Савичев, ответственный в общине за коня Орлика, починку обуви, инструмент и многое другое, проходит в кухню. — Я вот, когда сторожем на спиртзаводе работал, то регулярно себе по полстакана накапывал, а потом прочитал, что пьяница не попадет в Царствие Небесное, и пить бросил. Сорок лет в рот не беру. Надо спасаться постом, работой, молитвой. Для начала надо прочитывать по тысяче раз Иисусову молитву до обеда и двести раз «Богородице Дево, радуйся» — после.
На кухне варится картошка — главный продукт зимнего постного меню. Видавшие виды шкафы заняты десятками стеклянных банок разного калибра, аккуратно уложенными пакетами, связками лука, крупами, стопками квитанций, коробками из-под продуктов и полиэтиленовыми пакетами — все, что может быть использовано в хозяйстве, никогда не выбрасывается. Даже старые холщовые мешки из-под комбикорма здесь стирают, обрезают нитки, чинят и оставляют до следующей осени — обязательно пригодятся.
— Нас батюшка бережливости учит, — поясняет Анна Маклакова, бывший работник республиканского телевидения, а ныне псаломщица в церкви, поэт, коровница и водитель в одном лице. Рядом со старцем она живет третий десяток лет. — Не всегда хочется слушаться, а нельзя. Грех это. Потом все равно оказывается, что он прав — отец Павел обладает даром прозорливости. Его несколько раз по приходам переводили туда-сюда, он все присматривался, выгодное место искал. А как попал в Красные Ключи, сразу понял: вот он — стратегически выгодный объект.
— В смысле, здесь удобнее спасать души?
— В смысле того, что здесь лес рядом, источники с чистой водой, то есть в случае войны или гонений люди с голоду не умрут. Старец ведь полностью отвечает за каждого человека — и духовно, и материально.
ШЕСТЬ ТЫСЯЧ ГРЕШНИКОВ
Отец Павел Алексахин — девятый в череде старцев, принявших благословение от Серафима Саровского, и первый, при котором община, можно сказать, вышла из подполья после гонений в СССР. В его небольшой комнате все стены увешаны иконами (даже на ковре — изображение преподобного Серафима Саровского), отчего кажется, что мы стоим в маленькой церкви.
Отец Павел лежит на высокой кровати с железной спинкой — такие обязательно показывают в кино, когда нужно передать атмосферу 1960-х. На столе старый радиоприемник «Маяк» и молитвенник, переписанный от руки, — тоже след эпохи, когда никакой религиозной литературы не было. На толстой тетради с именами жертвователей написано: «Не оскудеет рука дающего».
— Что, спасаетесь? — спрашивает старец, приподнимаясь.
Члены общины кладут земной поклон, приезжие богомольцы стеснительно жмутся по сторонам, явно не зная, как себя вести.
— Благородное это дело — верить в Господа Бога, хорошие мои, — тихо говорит отец Павел. — Только без работы над собой ничего не выйдет.
— А как работать, батюшка? — спрашивает паломница Люба, водитель троллейбуса из Тольятти.
— Отец у меня добрый был, пошел в город корову продавать, да и убили его. Страшное дело. Мать была беременна, так хотела меня скинуть — мешки тяжелые носила, надрывалась. Только все равно родился я, шестым ребенком, на горе... Школа далеко была, я выходил затемно, как-то шел и думал себе: интересно, есть Бог или нет? И сам отвечаю: «Если нет, то ладно, а если есть?!.» Сразу решил: лучше буду все делать хорошо. И с тех пор стал все делать хорошо. А как же? Без борьбы с собой нельзя, мои хорошие. Не хочется молиться, а надо, пить нельзя, курить. Очень мне жалко, что люди о душе не думают. После смерти горевать будут, что не о том думали. Ты хозяйка-то хорошая? — обращается старец к Любе.
— Хорошая, батюшка.
— Запасай продукты, война будет неизбежно. В Москву вряд ли попадет, потому что город укрепленный. А глубинке достанется, так-то мои хорошие. Делайте запасы.
Среди паломников повисает напряженная тишина, косятся на москвичей, которым опять вроде как повезло.
— Но главное — не отчаивайтесь, — продолжает отец Павел. — Господь милостив. Если бы он наказывал нас по справедливости, никто бы не дожил до семилетнего возраста. Ну все, идите с Богом, помоги вам Господи.
После утренней молитвы старец любит слушать радио, чтобы узнать последние новости. Один раз он услышал, что путешественник Федор Конюхов терпит бедствие в Тихом океане. Отец Павел очень переживал. «Как же, — говорил, — там один на корабле посреди таких больших волн». Даже давление поднялось. После этого далекий Конюхов был занесен в тетрадь, куда старец записывает имена тех, о ком молится каждый день. Сейчас в тетради около 6 тысяч имен.
— А вы за всех молитесь или только за грешников? — спрашиваю напоследок, рассмотрев в тетради имена довольно известных в миру людей, в том числе губернатора Самарской области.
— Хорошая моя, а кто не грешник? Все мы грешники, первый из которых — я.
ПОПЕРЕК ТЕЧЕНИЯ
Еще в домике старца живет келейница Ольга Бахчева — домоуправительница, секретарь и экономка одновременно. В ее комнатке нет ничего лишнего — пара кроватей с огромными, похожими на сугроб подушками, стол, шкаф, иконы. Вместо фотографий родных в рамках — изображения всех старцев.
Ольга Григорьевна приняла на себя обет девства 20-летней девушкой в 1949 году, во времена гонений на верующих. Тогда во главе общины стоял старец отец Сергий Космиров, которого долго держали в лагерях и наконец сослали на поселение в Среднюю Азию.
— Как я узнала об общине? — переспрашивает Ольга Григорьевна. — У меня мама умерла, когда мне было пять лет, я очень переживала, плакала, а когда стала постарше — стала заходить в церковь. Там меня и встретила женщина, которая знала маму. Попросила молиться за нее, рассказала и об общине. Знаете, у меня ни в 20 лет не было, ни сейчас, в 79, нет никаких сомнений, что я должна была этому посвятить жизнь. Самое трудное было уйти из дома, от отца. Помню, собрала я валенки, пальто, одеялку одну и пошла. На улице вечер, люди из кино возвращаются… Как пришла в келью, так и упала без сознания — переволновалась.
Оставшись в общине, Ольга стала работать лаборантом в рентгеновском кабинете самарской больницы. Чтобы выполнять молитвенное правило, приходилось прятаться от врачей за ширму. Спустя некоторое время она попала на заметку в местное отделение КГБ, и ее стали вызывать на «профилактические беседы»: уставший подполковник из раза в раз задавал Ольге одинаковые вопросы: почему она не выходит замуж, что делает вечерами, кто друзья…
— Было страшно, но я писала письма отцу Сергию, а тот меня ободрял — если арестуют, то не переживай, ибо за тебя Дух Святой будет говорить…
— Но сейчас другие времена — сам губернатор в гости приезжает, Самарская епархия в пример ставит…
— Да, когда свобода наступила и стали в открытую говорить о церкви, о Боге, мы поверить не могли: неужели правда?! Жалко, отец Сергий не увидел. Вот радости-то было бы…
1000 МЕЛОЧЕЙ
В сторожке, где пекут просфоры для храма, воздух от жара кажется мраморным. Труд по послушанию — основа жизни, завещанной Серафимом Саровским. Приезжих паломников наравне со своими пристраивают кормить скотину, ремонтировать дома, а летом трудиться на обширных, в четыре гектара, общинных огородах. Меня вот направили печь просфоры, но, быстро убедившись, что нужной формы мне не вылепить, перевели на менее квалифицированную работу — подметать гусиным крылом (чтобы тщательнее собрать муку) пол и оттирать железные противни. Так как работают тут на совесть, первый противень мне возвращали восемь раз. Надо признать, этот процесс меньше всего ассоциировался со спасением души.
— Простым трудом можно спастись! — пояснил мне отец Георгий.
— А сложным нельзя? Например, трудом внешнего управляющего банка?
— Можно, каждого человека Господь поставил на свое место. Правда, если его при этом совесть не обличает. Но работая здесь, у нас, можно получить особенный опыт — послушания, кротости и молчания. Заметили, что в общине мало говорят? Это результат работы над собой. Когда человек совершенствует свой внутренний мир, у него и каждое слово становится значимым. Сказано ведь, «от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься». У старцев вообще не бывает лишних слов.
Действительно, после общения со старцем многие паломники целый день сидят в гостинице, озадаченные его советами. Они вроде бы и не очень духовные: кому-то посоветовал научиться водить машину, кому-то — почаще мыть пол, кому-то — перечитать Псалтирь сотню раз.
— Старец может вести внешне очень простой разговор. Но в мелочах поведения и речи человека видит зарождение большого греха. Проще послушаться и пресечь его в зачатке. Ведь потом, когда грех укоренится, освободиться от него будет намного труднее — все равно что от скалы кусок отколоть.
Перед отъездом мы напоследок зашли к отцу Павлу.
— Батюшка, мы уезжаем, что читателям передать?
— Передай так. Мои хорошие! Пить вино — грех, курить — грех, матом ругаться — грех. Еду нужно вкушать два раза в день и молиться постоянно. Но главное — никогда не отчаивайтесь! Господь милостив. А ты мужа-то слушаешься? — отец Павел вдруг повысил голос.
— Да, но не всегда...
— А ты всегда слушайся, нечего топорщиться!