Медузы входили в бухту с сознанием дела, неторопливо и уверенно, в сопровождении большого количества головастиков. Так в бухту осажденного города входит вражеский флот, знающий, что защитников уже не осталось.
Медузы не спеша заняли позиции вдоль всего нашего небольшого пляжа, и я с интересом разглядывал их с причала. На спинах, или скорее на головах, у них был странный фиолетовый рисунок, как будто специально вытатуированный для устрашения таких, как я, или не совсем таких, как я, гадов. Рисунок был настолько красив, что вызывал у меня чувство тошноты.
К причалу подошла пожилая немка, подвела трех итальянцев:
— Видите, две и вот еще две... — слышал я ее возмущенный голос, словно это итальянцы были виноваты, что не уследили за появлением медуз в местах ее отдыха. Я думаю, кстати, что она так искренне считала. Я не удержался:
— Их тут сотня!
Она с таким же возмущением посмотрела на меня, а потом молча показала свои руки и ноги, и я чуть не вскрикнул: повсюду были отвратительные широкие длинные бело-красные полосы, все в волдырях. То есть медузы успели облизать ее с ног до головы. Я не понял, как эта бабушка вообще держится на ногах.
Через пару минут на причале висел красный флаг на длинном деревянном флагштоке. Это не означало, что на Сицилии сменилась власть. Это означало, что купаться запрещено.
Медузы не спешили уходить из нашей бухты. Им было хорошо здесь. Они таращились на нас из этой неестественно синей воды и как будто манили своими щупальцами к себе, приглашали расслабиться и ни о чем не думать... И мне пришло в голову, что бабушка эта уже ни о чем, наверное, и не думает, потому что не может воин после таких тяжелых ранений долго находиться в сознании...
Весь наш пляж был на самом деле в панике. Старушка немка за каких-то полтора часа превратилась в легенду. Ее имя передавалось из уст в уста. Люди загорали, нервно перешептываясь и с обидой посматривая на море. Они ведь думали, что и за него уплачено.
А потом встал лежавший недалеко от меня русский парень. Он сказал своей девушке:
— Ну че, пойдем купнемся?
Он сказал это так беззаботно, таким безразличным тоном, что даже у меня по телу забегали то ли мурашки, то ли эти медузы.
— Миш, что ты?! — в ужасе сказала девушка. — Миш, ты что?!
Да, ей было что терять там, в этой сини. Он пожал плечами.
— Да ладно, ты со мной.
И ведь они вошли в воду. Пляж встал. К ним с криками бросились два спасателя итальянца, но он их, по-моему, даже не услышал. Ему было не до них: он в это время входил в воду.
Они поплыли: он впереди, разгоняя руками медуз, а она где-то у него в ногах. Медленно и торжественно. Высоко подняв головы. Я просто видел, как на теле его вспыхивают эти раны, как его атакуют эти мерзкие твари с боевой фиолетовой раскраской и как на теле его появляются шрамы. А он плывет. А она за ним. А пляж стоял.
Когда он вышел из воды, я не увидел на его теле ни одного ожога. Ожоги, я уверен, были на телах у медуз.